— Шучу, шучу...
— Если серьезно, то есть возможность искупаться в море. Для этого тебе нужен только паспорт, купальник и два-три свободных дня.
— Паспорт у меня всегда с собой, купальник сегодня тоже, а свободного времени вообще навалом! — Она сияла, как ребенок, которого берут на вечерний сеанс в кино, с лимонадом, пирожными и взрослым фильмом в нагрузку.
Тут как раз позвонил Ломанов.
— Сережа, звони в аэропорт и закажи три билета. Да, на меня, на тебя и на... Как твоя фамилия? — зажав ладонью трубку, шепнул я Марине.
— Волкова Марина Геннадьевна...
— ...Волкову Марину Геннадьевну. Да-да, это наша новая сотрудница. Судмедэксперт. — Я с удовольствием смотрел на вытянувшееся лицо Марины. Наконец-то мне удалось ее хоть немного смутить.
— Понял, — ответил сообразительный Ломанов, — встречаемся у стойки регистрации рейса.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ ПРОПАВШИЙ ДНЕВНИК
Спокойней!
Вы горн так раскалите для врага,
Что сами обожжетесь. В бурной спешке Вы можете промчаться мимо цели,
И кончено! Ужель вам не известно — Вскипая, влага льется через край: Прирост по виду, а на деле убыль. Спокойней! Повторяю, лучше всех Себя в руках вы можете держать,
Но только влагой разума гасите Иль охлаждайте пламя страсти.
В. Шекспир, «Генрих VIII» (Перевод Б. Тсмашевского)
Глава первая СЕВАСТОПОЛЬСКИЕ ХРОНИКИ
— июля 1994, день и вечер Хорошо, что из Внукова я успел позвонить Любе — в Симферополе нас встречал Лушников, и, конечно, сразу закрутил, заморочил голову. О нас ему телефонограммой сообщил Меркулов.
На звонок из аэропорта Люба прореагировала на удивление спокойно. Я ожидал обид, вопросов и прочих штучек, но, видимо, русские женщины наконец-то научились ценить свободу и независимость мужчин. Процесс сей прошел не без издержек — сами они стали чрезвычайно независимы.
Честное слово, Люба могла бы и попереживать, что я улетаю в далекий Севастополь, оставив ей в залог любви лишь чашечку остывшего кофе...
Мой старый знакомый, бывший однокурсник и тезка Саня Лушников, с которым мы выпили не один бочонок студенческого пива и съели неисчислимое количество батонов по тринадцать копеек с докторской колбасой и майонезом, называя этот комплекс радостей «спасательным студенческим набором», был потрясающе энергичным человеком. Люди вокруг него пропитывались, заражались его энергией. Лушников всегда существовал словно бы в бурном океане громких голосов, смеха, возбужденных и горящих глаз. Человек-вулкан, он мог с таким пафосом рассказать про какой-нибудь паршивый осенний дождик, стряхивая с волос капельки воды, что пол курса немедленно мчалось из сухой аудитории, дабы отведать «классного» дождя.
Крым был его родиной, поэтому после университета он с удовольствием сюда вернулся, не предполагая, что когда-нибудь окажется в другом государстве.
Я думаю, что и сейчас следователь Крымской республиканской (или все же областной?) прокуратуры служил не «новой родине Украине», а закону, охраняя покой мирных граждан от всяких подонков, которые везде одинаковы, будь то в Москве, Киеве, Севастополе или Нью-Йорке.
Когда мы с Мариной появились во Внуково, Ломанов — истинно интеллигентный человек — сделал вид, что и впрямь принял ее за судмедэксперта. Во всяком случае, он не задавал ей никаких профессиональных вопросов. А жаль. Мне бы очень хотелось понаблюдать, как она будет выпутываться.
Казалось бы, у Лушникова и подавно не было никаких оснований не воспринимать Марину в той роли, в какой мы ее представили. Однако он, подмигнув, многозначительно пожал мне локоть. В остальном он вел себя по-джентельменски.
На площади перед Симферопольским аэропортом нас ждала видавшая виды черная «Волга» с шофером в белой парусиновой кепке и со странным именем Герберт. Очевидно, его родители чрезмерно увлекались фантастикой, про себя предположил я.
— Слушай, Саня, — спросил я Лушникова, увидев, как нас обгоняет роскошный «мерседес» шестисотой модели, — как же вы на такой, извини за выражение, развалюхе за вашими мафиози гоняетесь?
— А вы что, — вопросом на вопрос ответил Саня, — все уже на «роллс-ройсы» перешли?
— Ну, не совсем, — с неожиданной для себя гордостью сказал я, — мы, например, в прокуратуре, на «вольвах» раскатываем, а наша доблестная милиция обзавелась белыми полицейскими «фордами». Не вся, конечно, но прогресс на лице.
Мы дружно рассмеялись — именно так, «на лице», говорил наш преподаватель по гражданской обороне, милейший глухой подполковник в отставке.
— Понимаешь, Саша, — как будто бы погрустнел Лушников — я бы этого дурака Хруща собственными руками задушил. За то, что Крым хохлам отдал. Хорошо, мы пока хоть как-то держимся, в первую очередь потому, что флот российский, да и президент наш, слава Богу, с Россией нормальные отношения пытается налаживать. На самом деле не в этом главная проблема. Сейчас идет такая крутая дележка крымской собственности между крупнейшими бандитскими кланами, что пули свистят над головами мирных граждан не раз на дню. Бедные граждане едва успевают уши затыкать. Про взрывы я вообще молчу. Отчасти бандиты сами нам помогают — друг друга со страшной силой отстреливают. Вот недавно знаменитых братьев Башмаковых пришили. Слышал, наверное?
Я кивнул. Мы уже давно выехали из города и мчались по извилистой крымской дороге. Все-таки «Волга» не такая уж плохая машина, даже старенькая, подумал я. По обеим сторонам шоссе тянулась южная растительность, так не похожая на подмосковную. Буйство красок уже было приглушено палящим солнцем, экзотические кусты смотрелись скорее серыми, нежели зелеными. Уж больно жаркое выдалось лето, даже для Крыма.
— Представляете, — обернулся к нам троим Лушников, — мы тут недавно настоящие военные действия вели, с привлечением армейских частей, гранатометов, дымовых шашек и всего прочего...
— Да, было дело, — пробасил до сих пор молчавший Герберт.
— Но инициативу занимательнейшего повествования Саня никогда никому не уступал. Это противоречило бурному темпераменту, который ему помогал всегда быть в центре внимания: Получилось, вроде как они партизаны, а мы — фрицы. Помните историю времен войны о Керченских каменоломнях?
Мы помнили, потому что всех нас с детства пичкали историями о пионерах-героях, которым следовало подражать. Даже более молодые Сережа и Марина успели побывать в лагерях, пионерских конечно, где непременно бывала аллея этих самых героических пионеров с их портретами, либо намалеванными полупрофессиональными мазилами, либо изваянными из гипса отставными скульпторами. В Крыму почему-то особенно заметно процветал культ пионеров-героев. Может быть, из-за обилия пионерских лагерей на его территории? Чтобы советские дети и летом не расслаблялись, а постоянно ценили свое счастливое детство,
