нежностью поглаживая шелковистую рыжую спинку кошки. — Я даже готов выделить особую статью расходов для поддержания его могилки в образцовом порядке. Да и похоронный процесс я готов профинансировать. За счет фонда, конечно.
— Да, проводы в последний путь — это святое, — скромно потупив глаза, согласился Степашин.
Они оба высоко ценили черный юмор не только в хороших детективах, но и в повседневной жизни. Он, юмор, эту повседневную жизнь весьма украшает.
Черная Луиза, оставив телефон, перебралась на подоконник, залитый августовским солнцем. Ее усики в ярком свете казались перламутровыми. Проводив ее теплым взглядом, Андрей Леонидович вернулся к делам:
— Что с новыми контрактами?
— Пока все в порядке. Никаких противодействий последние предложения не вызвали. По подсчетам наших экономистов, мы контролируем порядка пятнадцати — двадцати процентов негосударственной торговли нефтью и нефтепродуктами, которые проходят через Москву.
— Это, конечно, новость приятная. Но пока достаточно скромно. Хотелось бы никак не меньше тридцати трех. Тогда мы сможем вполне цивилизованно диктовать свои условия и цены.
— Доведем, Андрей Леонидович. Все в наших руках.
— Что с Прибалтикой?
— У нас теперь очень хорошо отлажен канал через Нарву. Я предлагаю, чтобы транспорты оттуда вообще не приходили в Москву. Мы можем быстро подготовить перевалочную базу в Воронеже. И ближе к местам поставки, и менее беспокойно. А за тот задержанный транспорт убытки уже покрыты.
— Похвально. Но благодарность выносить не будем. А то разбалуются. Так. Давай теперь о самом неприятном.
Клеопатра, словно почувствовав напряжение хозяина, потянулась и спрыгнула на пол.
Степашин глубоко вздохнул и раскрыл свою деловую папку. Но говорил, опять же не глядя в нее.
— Мы потеряли Свена. Взяты четверо. Гном, Крот, Люсик и Лысый.
— Знаю, — отрывисто сказал Буцков. — Ты мне лучше скажи, как они себя ведут на следствии?
— Пока никак. Качают права. Но за них еще не принимались как следует. Возможно, их будет допрашивать сама Романова. А баба она крутая.
— А побрякушки она не любит?
— К сожалению, она любит только свою работу. А уж в этом случае, когда ранен ее давний- предавний сотрудник, она и вовсе может вызвериться.
— Так, их предупредили, что если заговорят, то...
— Ну, так ведь у нас, Андрей Леонидович, каждый об этом предупрежден изначально.
— Напомнить никогда не вредно. Повторение — мать учения. В случае, если кто заговорит все же, обеспечь адекватные нехорошему поступку меры.
Степашин сделал отметку в папке, а Буцков что-то записал в свой кондуит с золотым обрезом.
...В Шереметьево мы с Ломановым прибыли в половине третьего. По внутреннему телефону я позвонил начальнику таможни. Он почему-то очень обрадованно сообщил мне, что нас уже ожидает заместитель Генерального прокурора. И что нам надо пройти в правое крыло зала отлетов. Слева от таможенных стоек нас будет ожидать офицер таможни.
Офицер, оказавшийся вполне симпатичной дамой, все-таки для проформы взглянула на наши паспорта и провела нас через служебный вход за границу. Ведь таможенные посты, которые мы так легко миновали, есть не что иное, как государственная граница.
Костя Меркулов ждал нас в кабинете начальника таможни. Поздоровавшись с нами, начальник, сославшись на неотложные дела, оставил нас одних.
— Твой друг из американского посольства, похоже, не очень-то хотел, чтобы ты посетил его далекую родину, — улыбнулся, здороваясь с нами, Константин Дмитриевич. — Были некоторые сложности с предоставлением вам американских виз. Пришлось задействовать МИД. Но на всякий случай будьте готовы к тому, что в Нью-Йорке вас будет кто-нибудь встречать. В первое попавшееся такси не садитесь, — усмехнулся он не слишком-то весело.
— Вообще-то нас будет встречать Сережин приятель...
— Хорошо, хорошо. Но все равно постарайтесь там действовать поосмотрительней.
Похоже, что сам Меркулов не очень верил, что мы будем осторожны, рассудительны и осмотрительны. Но мы сами в это верили свято. Особенно я. Моя голова была тому залогом. Она еще помнила предательский удар в поселке Жуковка.
— Если что — связывайтесь напрямую с посольством. — Меркулов протянул листок с номерами, написанными его аккуратным почерком.
— Константин Дмитриевич, что-нибудь выяснилось насчет дачи?
— А как же! На даче номер двадцать один в поселке Жуковка, принадлежащей хозяйственному управлению Службы внешней разведки, проживает полковник Владимир Петрович Фотиев, начальник Второго спецотдела СВР. Делай выводы, Саша.
— Да-а-а-а, — протянул я, — не хило. Что ж, буду думать.
Объявили посадку на наш рейс.
— Ну, ребята, с Богом, — сказал Меркулов.
Когда самолет оторвался от земли, я уже знал, кто имел самое непосредственное отношение к смерти Баби.
Там было два силуэта, в моем бреду. Человек с хохолком и человек со странными заостряющимися кверху ушами... Я же вспомнил слова мертвой балерины, Ольги Лебедевой:
« — ...к тому же эти волчьи уши...
— Волчьи уши? — переспросил я.
— Ну да, такие острые сверху. Раз увидишь — навсегда запомнишь...»
А еще чуть раньше она сказала про этого же человека: «Он позвонил мне утром, сказал, что он полковник Фотиев из Службы разведки и что у него ко мне важный разговор...»
А теперь оказалось, что он еще связан и с украденной коллекцией Кларка.
Да, прямо-таки чудовищный злодей в собственном соку, словно сошедший со страниц заграничного детектива...
Теперь я знал его имя: Фотиев, Владимир Петрович.
Что ж, весьма своевременно, съехидничал мой внутренний Турецкий, знать это прямо-таки необходимо среди белых облаков, каждую минуту удаляясь на десятки километров от Москвы.
— Чай, кофе, минеральная вода, водка, вино?
Я поднял голову. Ломанов уже взял чашечку кофе, и ослепительная улыбка стюардессы, по- видимому, предназначалась именно мне.
Я выбрал минеральную воду.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ПОСЛЕДНЯЯ ТАЙНА ПОСЛЕДНЕГО ШПИОНА
Как был я прав! Я видел их насквозь!
О, лучше бы не понимать, не видеть,
Я проклинаю правоту мою!
Когда паук утонет в винной чаше,
