Смагин между тем тряхнул головой и сказал довольно решительно:
– Александр Борисович, очень жаль, что я этого не сделал. Но ведь самоубийство же. Пистолет рядом валяется. Отпечатки пальцев на нем – Белова. Плюс – предсмертная записка.
– Чуть не забыл! – спохватился Турецкий. – А как насчет этой записки? Вы в ней поковырялись?
Оказалось, почерковедческую экспертизу Смагин не проводил, потому что предъявил предсмертную записку Белова трем его сотрудникам (Майзелю, Кол-дину и какому-то Ляпину), и все опознали почерк шефа.
– Значит, вы уверены, что это самоубийство?
– Конечно. Я прокурору Григорьеву так и написал. Он изучил материалы и согласился. Дело закрыл. – И добавил с легкой тревогой: – По-моему, он опытный специалист...
То, что Смагин нервничал, было немудрено. Он, молодой следователь областной прокуратуры, то есть, в сущности, московской, собрал весь материал и предположительно классифицировал происшествие как самоубийство. Прокурор такое мнение подтвердил и дело закрыл. Точка. Но Колдин и Гордеев настаивают, что совсем даже не точка.
Турецкому сейчас нужно было, чтобы Смагин не мандражировал, а четко отвечал на его вопросы.
– Опытный так опытный. Ладно. Вы сказали: за время, которое прошло с момента смерти. А что определил врач, сколько времени прошло с момента смерти?
– Пять-шесть часов. Так врач сказал.
– То есть время смерти Белова... – Турецкий вопросительно смотрел на младшего коллегу.
– Между одиннадцатью и двенадцатью часами.
– Хорошо. Хотя что же тут хорошего... Да, а как насчет самого выстрела? Никаких, даже косвенных, свидетельств нет?
– Выстрела никто из соседей не слышал, возможно, потому, что был день и все были на работе, – уточнил Смагин, упреждая следующий вопрос о возможных свидетелях. – А те, кто оставался, – пенсионеры, и они...
– Старые и глухие, – закончил за него Турецкий.
– Вроде того. А Колыванов хоть и не глухой, но спал. У него ночная работа была.
Неплохой паренек, подумал Турецкий. Шустрый. Надо его запомнить. А впрочем, зачем запоминать, когда можно...
– Слушайте, Смагин, вы чем сейчас занимаетесь? На службе я имею в виду.
– Я... у меня есть дело о поджоге на чердаке... и еще там по мелочи... – Смагин покраснел как красна девица. Что-то почувствовал. Интуиция – это хорошо, пригодится.
– По мелочи, значит. И как, интересно?
– По-всякому. Работа же.
– Это точно, – кивнул Турецкий, вполне удовлетворенный философским ответом. – А вас не задевает неприязненное отношение обывателей?
– Когда это? – удивился Смагин.
– Или вы его просто не замечаете? Я имею в виду то, как в обществе относятся к правоохранительным органам. Вы же понимаете, что неоднозначно. Или однозначно плохо. А уж в кругу ваших сверстников – так небось и подавно. Смеются, наверно, над вами, иронизируют, а? Как вы это переносите?
Турецкий намеренно не смягчал выражений: он хотел видеть реакцию Смагина. Реакция оказалось очень простой.
– Я на это внимания не обращаю, Александр Борисович, это пустая трата времени. Я служу своему делу, как умею, как меня научили, и... горжусь своей работой. Я думаю, что я – на своем месте.
Турецкий даже подивился: такие слова не из телевизора или газетных передовиц, а вживую, от нормального человека, услышишь нечасто.
А Смагин продолжал:
– Если кто-то считает, что нашей работы нужно стесняться, так это только потому, что мало о ней знает. А ведь в прокуратуру попасть работать не так-то просто. Уж вы-то понимаете! Во-первых, такое образование нужно еще суметь получить, а во-вторых, нужно постоянно доказывать свою профпригодность. Рутины, конечно, много, но ведь должен же кто-то отделять зерна от плевел.
Теперь Турецкий был не только удивлен, но даже немного растроган, словно увидел в этом мальчике себя самого двадцатилетней давности. Тоже ведь собирался горы сдвинуть... Ну а что, может, даже и вышло немного. По крайней мере, стыдиться точно нечего, господин государственный советник юстиции третьего класса.
– А что вы скажете, Смагин, если я попрошу ваше начальство откомандировать вас ко мне, пока я этим делом занимаюсь?
– Самоубийством Белова? – спросил Смагин чуть дрогнувшим голосом.
– Или убийством, кто знает. В этом и есть суть проблемы.
– Александр Борисович, вы не шутите – насчет «откомандировать»?
– У меня на это времени нет, коллега.
Смагин был в полном восторге и смотрел на Турецкого влюбленными глазами.
Вероятно, подумал Турецкий, парень поглощен не столько работой, сколько смутным предчувствием раскрывающейся жизни. Наверно, ему уже рисуется новая жизнь, полная удивительных приключений и государственных тайн.
У Турецкого зазвонил мобильный. Если жена, то жизнь удалась, загадал Александр Борисович, а если Меркулов... то тоже удалась.
– Алло?
– Саша, ты нужен на работе. – Это был Меркулов.
– Скоро приеду. Надеюсь, там у тебе не новый Шляпников меня дожидается?
– Генеральный дожидается.
– Ого!
Турецкий попрощался со Смагиным и пошел к своей машине. Потом остановился и крикнул:
– Слушайте, Олег, а это ведь довольно одинокое занятие – бег на длинные дистанции, а?
Смагин немного подумал, прежде чем ответить, но сказал твердо:
– Ничего, мне нравится.
Пять минут спустя Смагин ел мороженое (ягодное, в пластиковом стаканчике, 13 рублей), вышагивал по тротуару и счастливо улыбался, подставив лицо нежестокому еще утреннему московскому солнцу. Рядом кто-то пару раз нажал на автомобильный клаксон. Смагин посмотрел налево и увидел медленно двигающуюся «Волгу» Турецкого.
Не останавливаясь, Турецкий спросил в открытое окно:
– Забыл спросить. Нашли что-нибудь любопытное при обыске? Что-нибудь стоящее?
– Да нет как будто. Документы всякие научные... но это же в порядке вещей... Да и Майзель никакого интереса к ним не проявил – я ему показывал... Ну дневники Белова потом, – стал перечислять Смагин.
– Стоп! Шутишь?! – Турецкий перешел на «ты» и сам этого не заметил, а Смагин вообще воспринял как должное.
– Почему? В деле же все есть.
– Да я еще твоего дела в глаза не видел! Смагин оторопел:
– Как же так, Александр Борисович...
– Залезай в машину! – Турецкий остановился. Подождал, пока Смагин заберется в кабину. – Подвезу тебя на работу... Да вот так, как видишь, работаем. Пока что ты – мое дело. А ты уже решил, я тут тебе экзамен устроил?
– Ну, честно говоря... – смутился Звягин.
– Был у него дома сейф или какое-нибудь подобное место, которое хорошо запиралось?
– У Белова?
– Да!
Смагин почувствовал, что Турецкий отчего-то нервничает, и стал отвечать предельно быстро.
– Сейфа не было, а вот ящики стола, где у него всякие чертежи и формулы лежали, в принципе запирались. Но так они все открытые были.
