– Академики, – присвистнул Турецкий. – Нор-мальненько...
Гордеев презрительно махнул рукой:
– Да ладно, ты разве не знаешь, как у нас академиками становятся? Это ничего не значит.
– Вот именно, что не знаю. Но наравне с академиками тут еще кое-кто указан. – Турецкий прочитал вслух: – «...она сейчас еще спит... Я представляю себе подушку, ее разметавшиеся волосы. Увы. Это не то, что может удержать меня от последнего шага». Что это значит? Очевидно, что речь идет о женщине, к которой он неравнодушен или был неравнодушен, поскольку от суицида (будем пока что считать так) ее существование его не остановило. Белов был холост. Но о ком он писал? Несчастная любовь?
– Ты у меня спрашиваешь?
– А Колдин знает? Ни за что не поверю, что ты у него не интересовался.
– Спрашивал. Говорит, не знает. Но заметь, Саша, написано это так, чтобы привлечь внимание. Будто запись в дневнике, который, кроме владельца, никто не увидит.
Но Турецкий и тут не был однозначно согласен.
– Или написано человеком, которому это все равно. Написал – как выдохнул. Что было в голове, то и писал. Поток сознания.
– Ну хорошо, а пуля?!
– Пули нет, – признал Турецкий.
– Я не о том! Учитывая силу сопротивления – она дважды пробила череп, – как-то странно, что она долетела до окна, разбила стекло и... исчезла! На виске пороховая пыль. На полу лежал его пистолет, «макаров». На нем его отпечатки пальцев. Вроде все верно. Только непохоже, чтобы эта мистическая пуля была из «макарова». Может, оружие помощнее?
Турецкий помолчал, оценивая сказанное. В словах Гордеева была логика. На то он, впрочем, и адвокат.
– Баллистическая экспертиза проводилась? – спросил Турецкий.
– Кажется, да. Хотя без пули... я не знаю, что это за экспертиза может быть. Наверно, так, – с сарказмом предположил адвокат: – Из пистолета стреляли в такой-то отрезок времени? Стреляли. В общем, читай дело, Саша, разбирайся со следователем.
– Разберусь, – пообещал Турецкий без особого оптимизма. – А пока я тебе так скажу. По первому впечатлению. А оно, как ты знаешь, часто оказывается верным. Если судить по записке, то все ясно как день, – сказал Турецкий. – Человек не выдержал предстоящего позора.
– И покончил с собой?
– И покончил с собой. – Турецкий внимательно смотрел на Гордеева. – Ты хочешь что-то добавить?
Гордеев проскрипел:
– И мазохисты признаются во всем под пыткой. Из благодарности.
– Думаешь, его пытали? – удивился Турецкий. – Никаких следов, насколько я понял, не обнаружено, верно? Или ты мне хочешь что-то сказать?
– Ничего я не хочу сказать, – разозлился Гордеев. – Хотел бы – назвал вещи своими именами.
– Знаешь что, Юрка? – повысил голос и Турецкий. – Узнаешь имена вещей – не забудь проинформировать!
Гордеев хлопнул дверью.
Турецкий покачал головой, встал из-за стола. Вышел в коридор.
– Юра, вернись, пожалуйста.
Гордеев остановился. Неохотно сделал несколько шагов Турецкому навстречу.
– Ну что еще.
– Последний вопрос. Не дуйся, нет причин. Этот твой Колдин... Что он из себя представляет? С ним вообще можно иметь дело?
– Правду?
– Конечно.
– Я его толком и не помню. Мы жили вместе в общежитии – не то два, не то три месяца. Помню только, что травку он покуривал, ну так с кем по молодости не случалось, его даже как-то повязали на этом, но обошлось – учился он блестяще. Вот и все. А потом у меня начался роман, и я переехал к своей девушке. А когда вернулся в общагу, Колдина в моей комнате уже не было. Я его знаю не больше... – Гордеев поискал сравнения и не нашел. – Толком, я его не знаю.
– Но, по крайней мере, это тот самый Колдин, ты его вспомнил? Похитители тел из космоса тут ни при чем?
– Это тот самый Колдин. Биолог и кандидат наук.
– Уже легче, – вздохнул Турецкий.
Адвокат уехал, а Турецкий приступил к расследованию. Действительно, прежде всего нужно было понять: по собственной воле погиб ученый, его принудили или вообще убили?
Жаль все-таки, что пуля у Белова в голове не застряла – насколько сейчас все было бы проще, думал Турецкий, листая материалы, которые ему привез Гордеев, – записи разговора с Колдиным. Жаль что ее почему-то не нашли. (Вот почему, интересно? Это самый главный аргумент против самоубийства пока что.) Можно было бы просто идентифицировать ее – из пистолета Белова пуля была выпущена или нет. Да, жаль, что она не застряла в голове...
Турецкий еще раз повторил про себя последнюю фразу и ужаснулся. Господи, что я несу?! «Жаль, что пуля не застряла в голове...» Надо ж такое сказать. Вот же ж циничная работа... А с другой стороны, покойнику все равно, застряла пуля или нет. Как говаривал старина Билли Бонс из любимой детской книжки его дочери, мертвые не кусаются.
...Бросив портфель в прихожей, Турецкий услышал доносящийся с кухни разговор и, не разуваясь, заглянул туда.
Ирина колдовала у плиты, а на табуретке с ножом в руке сидел Слава Грязнов. Генерал-майор МВД и замначальника Департамента по борьбе с коррупцией чистил картошку. Вот, значит, что за гости планировались... Ну да, и Славка же неопределенно так по телефону говорил: вряд ли, не получится... Здорово они его развели, молодцы. Градус настроения у Турецкого пополз вверх. Хорошо, что на свете не перевелись жены и друзья.
– Трудно поверить, что ты старый холостяк, – говорила Ирина, подмигивая Турецкому, которого Гряз- нов еще не видел.
– Зря хвалишь. Потерял квалификацию, – вздыхал Грязнов. – Иногда думаю, скорей бы уже на пенсию, брошу все к чертовой бабушке, обложусь кулинарными книгами и буду готовить – пальчики оближете.
Ирина засмеялась.
– Ты чего? – обиделся Грязнов.
– Я такое уже недавно слышала, – объяснила она, – про блистательную кулинарную карьеру, которая светит одному работнику правоохранительных органов.
Грязнов, матерый волк, тут же оглянулся – Турецкий стоял за спиной и корчил жене рожи.
За столом, едва Грязнов наполнил рюмки, Ирина сказала:
– Саша, я узнала про психодраму, как ты просил.
– Ну-ка, ну-ка! – Турецкий опустил рюмку, несмотря на укоризненный грязновский взгляд.
– В нескольких словах так. Изобретатель этой идеи, доктор Морено, пришел к выводу, что роль и амплуа – неотрывная естественная часть любого человека, и все психические заболевания происходят по двум причинам: человек не может играть роль до конца или у него неорганичное амплуа. То есть, иначе говоря, роль «невыученная» или «неправильная».
– О чем это вы? – изумился Грязнов.
– Не обращай внимания, Славка, – сказал Турецкий, думая о своем. – Семейный фольклор.
– Вот, – прищурилась Ирина. – У тебя роль «невыученная». – И после паузы добавила: – А у Славы – «неправильная».
– Я, между прочим, картошку почистил, – возмутился Грязнов. – И вообще зря ты так, Ирка. Ты... – тут Грязнов слегка запнулся, – ты береги его.
Ирина удивленно посмотрела сначала на Грязно-ва, потом – на Турецкого. А Турецкий за спиной у жены показал приятелю кулак.
