отбивок. Это нечто гораздо меньшее... или большее, как знать? Может быть, это кусок какого-то научного манифеста. А может, просто отрывки рефлексии ученого на досуге.
Запись была сделана в общей тетради с зеленой обложкой старого советского образца. Турецкий внимательно пролистал ее, нет ли чего между страниц. Увы. Тогда он просмотрел, как тетрадь скреплена. Ага, ну конечно. Оказалось, страницы вырваны. Турецкий посчитал: в 64-страничной тетрадке их было 56.
Это уже кое-что!
Похоже на мотив убийства?
Если только знать наверняка, что эти восемь страниц содержат нечто архиважное. А почему нет, если они предваряются такими гуманитарными рассуждениями об эволюции науки?
Потихоньку раздражаясь, он позвонил Смагину:
– Олег, ну где ты там? Пропуск на тебя уже заказан. Ты должен сидеть на Большой Дмитровке, рядом со мной. По правую руку. Потому что слева я никого не терплю.
– Сейчас приеду, Александр Борисович, – сказал Смагин отнюдь не виноватым голосом, скорее веселым. – Только-только от своего начальства оторвался. Громы и молнии.
– Понял, подробности можешь опустить. Турецкий спросил о допросе Майзеля, о последнем
вопросе профессору.
– Мне показалось, у него что-то есть на уме, – сознался Смагин. – Трудно сказать наверняка. Вы его увидите, сами поймете. Он так разговаривает... Он очень, как это сказать... двусмысленный. В отличие от того же Колдина, у которого все черное или белое. Очень интеллигентный и... колючий...
Смагин приехал в Генпрокуратуру через полчаса.
Турецкий посадил его в своем кабинет и дал первое задание: проанализировать «дневник» Белова и сделать заключение, насколько его автор был предрасположен к суициду.
– Александр Борисович, это невозможно! – взмолился Смагин. – Тут жалких три странички! И совершенно ни о чем!
– Это тебе так кажется, – прищурился Турецкий. – Отвечая на звонки, можешь представляться моим именем. Запомни ключевой ответ на все возможные вопросы – надо говорить: сейчас я не готов вам это сказать.
– Вы серьезно?! – Смагин, и так не слишком решительно усаживавшийся в кресло Турецкого, невольно приподнялся.
– Вполне. – Турецкий похлопал себя по карманам – все было на месте – и взял портфель.
– А если позвонит ваша жена?
– Вот это будет интересно, – признал Александр Борисович.
Турецкий отправлялся в Лемеж, на встречу с Колдиным.
Точнее, в Дедешино. Это была первая странность.
Георгий Сергеевич Колдин не захотел ехать в Москву, и даже более того, категорически отказался встречаться в Лаборатории и не стал объяснять почему. Он сказал, что рядом с Лемежем есть небольшое село Дедешино, и там, в крайнем доме, его будет легко найти, есть вывески со всех сторон – уютный трактирчик. Можно поговорить, мешать никто не будет... А кто должен мешать, спрашивается?
В салоне машины летала бабочка. Турецкий открыл все окна, но она тыкалась только в лобовое стекло. Турецкий остановил машину и помог насекомому обрести свободу. Потом поехал дальше, весьма довольный собой. Он тоже чувствовал себя свободным, особенно после московских пробок.
Лемеж Турецкий проскочил не глядя, бывал здесь неоднократно, а вот Дедешино внимание привлекло, там сохранились остатки усадебного комплекса князя Голицына – два небольших флигеля, часть парка и пруд. Ехать и дальше по такой красоте было просто глупо, захотелось потоптать немного родную землю. Турецкий остановил машину, вылез и зашагал под тенистыми деревьями, такими обычными в маленьких местечках и такими милыми сердцу, особенно если ты родился и всю жизнь торчал не здесь, а где-нибудь в дурацком мегаполисе... Он шел дальше – к последнему дому, по дороге, которая ползла в гору, а там круто спускалась под уклон между гладко срезанными пшеничными полями. Хорошо бы бесконечно бродить по всем этим местам и просто вертеть головой по сторонам, подумал Турецкий. На краю деревни он увидел обещанный трактир.
Кроме них с Колдиным, посетителей не оказалось. Официанты тоже не отсвечивали. Колдину было лет сорок. Крупные руки. Большие глаза, увеличенные толстыми стеклами очков.
– Александр Борисович?
– Георгий Сергеевич? Пожатие рук.
Перед Колдиным на столе лежала кожаная папка, на ней – сборник детективов Рекса Стаута.
– Что это? – спросил Турецкий, просто чтобы с чего-то начать разговор. – Овладеваете дедуктивным методом?
– Нет, – не смутился Колдин. – Просто люблю Стаута. Читали? Эти Гудвин и Вульф – настолько колоритная парочка, что, не будь их, большинство дел, которые они расследуют, могли бы показаться совсем скучными. Меня занимает, что в отличие от многих своих коллег по ремеслу Вульф и Гудвин – отчаянные лентяи, и взяться за очередное дело их вынуждает только опасно сократившийся счет в банке.
Турецкий улыбнулся:
– Боюсь, нам их методы не помогут.
– Почему? Нет, я понимаю, – Колдин постучал пальцем по книжке, – это к реальной жизни отношения не имеет, но все же...
– Ваш толстяк Вульф интуитивно догадывается о том, как все произошло, верно? И все дальнейшее действие сводится к тому, чтобы раздобыть необходимые подтверждения.
– А разве наши правоохранительные органы действуют не так же? – с вызовом спросил Колдин.
Турецкий молча пожал плечами.
Колдин вынул из книги несколько листов бумаги и протянул Турецкому. Это было распечатанное на принтере письмо Белова:
– В деле этого нет. Посмотрите.
Турецкий поднял глаза на Колдина:
– Что такое этот к-р?
– Потом объясню. Читайте.
– Да скажите сейчас, велика ли разница?
– К-р – это компьютер, у нас там в нем... – Кол-дин слегка запнулся, – в общем, буквально все.
Турецкий кивнул и продолжил чтение.
– Вот вам и страховка. Колдин сосредоточенно кивнул.
