доказательства. Подумай...
– Он мне рассказывал о том, что поссорился со своей изрядно надоевшей ему «детской привязанностью». То есть с Зоей. Видимо, она рассчитывала на него, а он ее подставил, бросил. Отсюда и ярость. Только я-то при чем? А в общем, что я теряю, узнав о себе из частного письма этой оскорбленной мерзавки такое, что и в дурном сне не приснится? Собственную честь? Нет. Твое уважение и любовь? Надеюсь, тоже нет.
– Как тебе не стыдно!
– Будь реалистом. Может быть, уважение коллег, в случае если письмо будет предано следствием огласке? Вот тут, кстати, вполне возможно. Но полагаю, что вы все-таки – порядочные люди. Иначе разочарование было бы слишком тяжким для меня.
– О чем ты говоришь? Перестань немедленно!
– Сережа, тебе трудно понять, что может чувствовать женщина, когда ее так... когда ее ни за что ни про что прикладывают мордой об асфальт...
– Ни черта подобного! Если даже сто человек скажут мне, что я пьян, а я твердо знаю, что не пил, я эту сотню пошлю так далеко, что мало не покажется.
– Я согласна, но... Но ложь слишком прилипчива, как всякая подлость...
– Уважаемые, чего вы так кричите? – спросил вошедший Кузьмин. – На улице слышно. Сергей, тебя просит подойти Грязнов. По поводу родителей Морозова. Ты говорил, что знаешь, где их найти? А мы с вами, Марина, давайте заканчивать. Тут на полчаса работы, не больше, так что попробуем в темпе, а то слишком затянули. Наверху уже опечатывают квартиру.
– Мариша, я быстро – туда и обратно, – сказал Сергей, отдавая ей письма.
Марина резко отстранилась.
– Передай их Турецкому. Пусть читает. Без всяких моих комментариев.
– Ну смотри, – сердито выдохнул Климов и быстро вышел из подвала.
– Что у вас тут произошло? – спросил удивленный Кузьмин.
– Два чрезвычайно неприятных, оскорбительных для себя письма я обнаружила, – неохотно ответила Марина, складывая и связывая пачку с письмами. – Отмечайте, Витя: личная переписка в количестве... потом сами подсчитаете, а примерно сотни полторы-две экземпляров. Место на полке – девятое, вот пастой написано. Скрупулезный был товарищ... – недобро усмехнулась она. – Поехали дальше, а то действительно у меня бездарно пропадает целый рабочий день.
– Ну вы уж извините нас, Марина Эдуардовна, дело такое, без вас мы бы неделю возились...
– Добрый вы человек, Витя, спасибо, утешили. – Марина через силу улыбнулась и принялась снова за разборку.
– Вот и хорошо, это вам больше идет! – поощрительно подмигнул Марине Кузьмин.
– Что именно?
– Улыбаться...
Оперативная группа была уже во дворе. Эксперты-криминалисты, ехавшие на Петровку, 38, садились в свой микроавтобус. Грязнов разговаривал с майором милиции из Бабушкинского ОВД и довольно миловидной пожилой дамой – очередной представительницей ЖЭКа. Турецкий курил, сидя боком на пассажирском сиденье своего синего «Пежо».
Климов подошел, молча протянул ему два письма.
– Это что?
– Это вам надо обязательно прочитать.
– Ладно. – Турецкий выпустил струйку дыма изо рта и хотел сунуть письма в карман куртки, но Климов остановил его руку.
– Желательно сейчас, – мрачно сказал он.
– Хорошо. – Турецкий равнодушно пожал плечами. – У вас там еще долго?
– Думаю, за час с небольшим управимся.
– Витя сказал: максимум полчаса, а если постараться...
– Это ему кажется... Если второпях сделать, то потом вдвое больше времени придется потерять.
– Ну правильно, он же – опер. А ты чего хмуришься? Из-за этого, что ли? – Он тряхнул письмами.
– Прочитайте...
– Вот пристал! Ну хорошо, нет проблем.
– Как раз ничего хорошего, – пробурчал Климов, а Турецкий озадаченно посмотрел на него и обратился к письмам.
Александр Борисович профессионально пробежал глазами одно письмо, другое, еще раз вернулся к некоторым фразам. Спросил не глядя:
– Марина э-э... Эдуардовна видела?
– Она и потребовала, чтобы я их передал вам. Она их сама и обнаружила...
– Сережа, – помолчав, спросил Турецкий, – только честно, у тебя было желание ликвидировать их? – И вот тут уже Александр в упор уставился на Климова.
– Было. Хотел сжечь к чертовой матери.
– Предложил ей?
– Конечно.
– Молодец, парень. Значит, так... Иди туда, а Марину отпустите, пусть подойдет, и сами закругляйтесь на сегодня. Завтра доделаете что не успели. Вон из тебя уже колотушкой придется выбивать пыль. Женщину пожалели бы... Запирайте и возвращайтесь сюда. Витьке в МУР еще нужно, сейчас туда эксперты поедут, они и его захватят. Давай бегом. Ключи у себя оставьте, а я этой даме, – он указал взглядом на женщину, разговаривающую с Грязновым, – все объясню...
Климов вошел в кладовую:
– Братцы, последовала команда на сегодня заканчивать. А нам с тобой, Витя, завтра с утра – последний рывок. Вечерком созвонимся, скажешь, куда за тобой утром заехать, ладно? Возьми мою визиточку и черкни мне свои телефоны. Мариш, там тебя зачем-то Саша просит подойти. Они во дворе, у машин. И тебя, Витя, «газелька» может до МУРа подбросить, идите, я сам здесь все закрою...
Он нарочно не торопился. Вообще говоря, ему понравилась реакция Александра, потому и лукавить, изображая из себя упертого следака, не стал, а сказал правду. И теперь у них там, с Мариной, наверняка затеялся нужный разговор, а то она сильно расстроилась, нервничает, поэтому мешать им не стоило. Действительно, если тебя ни за что ни про что с дерьмом мешают, обвиняя бог весть в каких подлых делах, можно ведь и сорваться! И вынудить честного человека не дожидаться какого-то разбирательства, а попросту врезать оскорбительнице по морде и тем решить для себя вопрос с обвинениями. Вот же паскуда! А какой овечкой прикидывалась!.. Хотя нет, ненависть у нее так и сквозила, это заметил Климов, когда разговаривал с Зоей на кладбище. Стерва, иначе не скажешь!
Но почему Марина уверена, что написала эти письма именно Зоя, а не кто-нибудь другой? Или она поверила в то, что слежка за Морозовым действительно была установлена? И ее в самом деле видели, когда она приезжала к Леониду?.. Нет, тут какая-то ложь... Сергей не мог не верить Марине, что она и бывала-то всего пару раз, да и то в компании сослуживцев. А при чем здесь тогда многократные ночевки, поздние уходы? Кто врет?! Сергей поймал себя на том, что заговорил чуть ли не вслух. Вот уж чего не хватало! А еще подозревать Марину! И ведь он близок к этому... Нет, надо успокоиться, все обязательно прояснится, это Марина и сама теперь наверняка понимает...
Когда он вышел, во дворе стояли рядом уже только джип Грязнова, «Пежо» Турецкого и климовская «шестерка». Все трое сидели у Турецкого в машине – сам он за рулем, Марина рядом, на переднем сиденье, а Грязнов сзади – и разговаривали.
Климов подошел, остановился. Турецкий опустил стекло:
– Чего уставился, садись, – и кивнул назад. – У нас тут небольшое совещание. Итак, – начал он официальным тоном, когда Климов уселся рядом с Вячеславом, – ознакомившись с найденными письмами, которые ни уликами, ни вещдоками обозначить пока невозможно ввиду их крайней неубедительности и болезненной эмоциональности неизвестного нам автора текста, я, как руководитель следственно-
