говорит, то большей частью нечленораздельно. У него сильные нарушения речи и провалы в памяти. Все события, предшествовавшие вашему появлению в его жизни, как и многие последующие, начисто изгладились. Даже если он что и вспомнил бы – что невозможно, – то вряд ли смог бы это выразить в словах. Так что единственный свидетель недееспособен.
– Лучше бы я его тогда убил… – упрямо повторил Чирков.
– Да уж, его удел поистине плачевен, – согласился Сосновский. – Чем так жить, так лучше вообще не жить, – привычно добавил он свою пессимистическую присказку.
– Да я не об этом… Плевать, что он псих, вдруг…
– Никакие «вдруг» невозможны. Это для криминалистики нет тайн. А в психиатрии есть свои ограничения. Человеческая душа как была потемками, так и…
– Значит, псих молчит?
– Нем как могила.
– Лучше бы он сам был в могиле.
– Пятнадцатая больница немногим лучше.
– Теперь дальше. Как я отсюда выйду?
Сосновский вздохнул.
– Я понимаю, это очень утомительно – здесь находиться, но придется подождать… Не все в наших возможностях…
– Я тебя спрашиваю, когда я отсюда выйду?! – с зубовным скрежетом возопил Чирков.
Сосновский вздохнул вторично:
– Не все в моих силах. Поскольку наш прежний план досадно сорвался, за вами будут внимательно следить. Тот единственный план, который мы сочли с вашими товарищами на свободе подходящим, связан с большим риском, причем рисковать придется не свободой, а жизнью…
– Не привыкать. Выкладывай.
– Мы рассматривали факт вашего ареста как досадную случайность – горящий мусоропровод, пионэры… Так вот что я думаю, уж нет ли у вас влиятельных недоброжелателей?…
– С чего это?
– Мне просто подумалось, что не могло ли так случиться, что тем, кто вами сверху… – Сосновский потыкал пальцем в потолок, -…руководит, может быть, вы немного надоели, сделались не нужны…
– Не засерай, дерьмоед.
– Мое дело указать вам на такую возможность… Вот что странно – когда звонили о пожаре, то звонили из другого квартала, откуда дом с горящим мусоропроводом не виден. Как, спрашивается, доброхоты узнали о пожаре или зачем они, заприметив дым, побежали на другой край района в таксофонную будку? Так что помыслите, кому вы могли быть неугодны там…
Сосновский вновь потыкал в потолок.
– Подумаю, – сказал Чирков, нахмурившись. Кто бы это ни был – выйду на свободу, – худо ему будет. Ну, так в чем твой план?
– Суть в следующем… – начал Леонид Аркадьевич.
Чирков склонился ухом к лицу Сосновского. Сосновский драматическим шепотом излагал план побега, размахивая большими белыми руками.
Глава 50. ЖЕЛЕЗНАЯ ЖЕНЩИНА
Когда Елена открыла дверь и увидела людей с направленными на нее пистолетами, она отступила назад и тихо сказала:
– Проходите!
Ей предъявили постановление на арест. Тут же произвели обыск. В качестве понятых были родственница Сабашова и пришедшая в это время к Савельевой ее коллега – Катя. Причем если соседка вызвалась сама помочь в этом деле, то учительница истории страшно разволновалась в связи с такой просьбой.
– Я ничего не знаю, – испуганно повторяла «подруга». – Я просто работаю в той же школе, что и она. И зашла сюда чисто случайно, по служебным вопросам.
Коллеге Савельевой пришлось объяснять, что от нее ничего не потребуется, кроме ее присутствия в этой квартире.
Елена во время обыска стояла, опираясь о стенку. Ей предложили сесть, но она отказалась. Савельева чувствовала, что «подруга» избегает ее взгляда, и потому старалась смотреть в пол.
Родственница Сабашова сидела недалеко от Елены. В какой-то момент она тяжело вздохнула и сказала в сторону Савельевой:
– Ах, Лена, Лена! До чего же тебя мужики довели!
Савельеву выводили из подъезда, держа под руки с обеих сторон. Весть об аресте учительницы мгновенно распространилась по соседним домам. Большая толпа людей собралась у ее подъезда. Люди энергично обсуждали случившееся.
– И весь ужас как раз в том, что она учительница! Отдаем им в школы своих детей, а потом не понимаем, почему они становятся преступниками, – сказала какая-то женщина из толпы.
– Неужто она убивала? – отозвался другой голос. – А ведь хрупенькая такая.