– Думаю, каким, должно быть, ярким кажется этот серый вечер моим детям.
– Может, в дом зайдем? – Сабашов неловко прикоснулся к плечам женщины, желая закрыть это хрупкое тело от навалившегося мороза. – Вы из школы?
– Да. Только вернулась. Я председатель похоронной комиссии, – виновато улыбнулась она.
Они долго сидели на кухне. Елена Георгиевна потчевала Сабашова чаем с малиной, была необыкновенно хороша, разгорячена, словно ее основным косметологом был сибирский мороз, подливала чай, подкладывала варенье и много складно говорила. Совсем не похожа была на себя давешнюю.
Она ни разу не коснулась темы катастрофы, о муже тоже не вспоминала и так ловко лавировала в беседе, что Сабашов, обескураженный, так и не сумел спросить того, ради чего он зашел сюда. Впрочем, ему было хорошо и покойно здесь. Только мысль о глазке в двери напротив савельевской грызла червячком.
– Все-таки вы пришли по делу, – сказала вдруг Савельева. – Неловко вам будет, если его не исполните. Я жду вашего вопроса.
– Ну-у-у… – Дурацкая все-таки работа следователя: докучать своими вопросами хорошенькой женщине, да что там хорошенькой, необыкновенной женщине. – Извините, может, сейчас не стоит… В другой раз.
– Нет, нет. Что это за церемонии, Валентин Дмитриевич. Я не кисейная барышня.
– Да вопрос-то простой. – Сабашов набрал воздуху в легкие, сам не переставая удивляться, чего он волнуется. – Ваш муж брал в последний рейс фотоаппарат? Вы, наверное, не знаете… Вы можете не знать…
– Отчего же? Единственное, что я хорошо знаю о нем, так это то, что он был страстный фотолюбитель. Конечно, он не расставался с аппаратом. «Никон» у него был. Ну, «мыльница» такая. Обязательно взял. Тем более что он летел в Индию… Вот, а вы боялись. – Легкое ее дыхание запечатлелось где-то возле щеки Сабашова. – Вот остального я почти не знаю. Это плохо.
Глава 22. ТРАУР
В день похорон сильно похолодало. Закрытые цинковые гробы поначалу выставили в ряд в большом конференц-зале завода, но места для всех не хватило. Поэтому их вынесли на улицу. Однако скамеек оказалось мало, и часть гробов поставили прямо на снег. Они отличались друг от друга только надписью. И лишь на каждом гробе погибших хоккеистов лежала каска. Долго не начинали саму траурную церемонию, ждали представителей из мэрии, высоких чиновников из Москвы. Люди мерзли, на некоторых лицах были видны усталость и нетерпение.
Вначале зачитали правительственную телеграмму с соболезнованиями за подписью Президента страны. Народ живо отреагировал на послание такого высокого уровня.
– Надо же, никогда не думал, что нашего Кольку помянет сам Президент! А ведь был у меня на побегушках! – сказал пожилой рабочий.
– Если бы ты сидел тогда на стадионе, и тебя сейчас так… чествовали, – вздохнул кто-то рядом.
После чтения правительственной телеграммы выступил директор «Росоружия» Игорь Андреевич Манченко. Его разглядывали с интересом, особенно женщины. Представительный блондин лет сорока, улыбчивый, с открытым лицом и голубыми глазами, он производил впечатление. Его образ даже не портили четыре здоровенных мордоворота в костюмах с галстуками, которые с недоверием всматривались в толпу. В отличие от большинства выступавших Манченко говорил легко, «без бумажки» и сочувственно смотрел людям в глаза.
– От души! – заметил кто-то.
– Не все еще в Москве зажрались!– откликнулись рядом.
Остальные траурные речи были похожи друг на друга. Выступили мэр города, директор завода Лебедев, начальники цехов, среди которых Турецкий узнал и Михаила Ефимовича Резника. Произнес речь председатель областного спорткомитета. Кто-то из присутствующих сказал после этой речи:
– Помните, когда разбились футболисты «Пахтакора»?
– Там хоть болельщики остались их поминать. А здесь вся команда на тот свет вместе со своими болельщиками, – продолжили рядом.
Кладбище находилось недалеко. Однако было подано несколько автобусов. К ним двинулись пожилые женщины и старики. Остальные пошли пешком.
Отдельной группой стояли родственники и близкие погибших школьников. Пришли проститься со своими одноклассниками их сверстники. Здесь же были и Сабашов с внуком Юркой. Валентин Дмитриевич испуганно поглядывал на пытавшегося скрыть слезы внука. Юрка стоял возле гроба друга Вовки.
– Шею закрой шарфом,– растерянно говорил внуку Сабашов.
В день катастрофы Юрка рвался на стадион. Но женщины – мать и бабка, – вопреки протесту Сабашова, решили наказать парня и не пустили на хоккейный матч. Накануне в его куртке они нашли пачку сигарет. И теперь, стоя на похоронной церемонии рядом с невредимым Юркой, Сабашов был рад нашедшейся тогда у Юрки пачке сигарет. И больше не осуждал позорное женское любопытство, которое спасло жизнь его внуку.
Траурный митинг подошел к концу. На несколько минут к родственникам погибших школьников подошла Савельева.
– Примите искреннее соболезнование, – тихо произнесла учительница тяжело дававшиеся ей слова.
– Ох, Елена Георгиевна, у вас ведь у самой… – не закончив фразу, заплакала женщина.
– Примите и наше соболезнование, – подался вперед один из мужчин.
Елена Георгиевна молча кивнула в знак благодарности и поспешила к гробу мужа. Уходя, она на несколько секунд остановилась перед гробом Вовки, поправила цветы на его венке. У Сабашова сжалось сердце.
