не возобновить ли мне это дельце с пропавшими коллегами? Хотя сейчас уже вряд ли кто захочет это ворошить. Но я бы не поленился.
– Да пожалуйста, – ответил Чирков, – это даже ваш долг, насколько мне известно. Только я ведь вам совсем другую историю рассказать собирался. Но могу и в следующий раз.
– Нет-нет, что вы, – спешно сказал следователь. – Давайте продолжим и вернемся, как вы любите говорить, к нашим баранам. Только знаете, Чирков, хватит мне Робин Гуда здесь разыгрывать. Вы ж не ребенок. Это даже и смешно – у каждого мочилы ну такие оправдания – хоть в святые его записывай.
– Хорошо, – вдруг быстро согласился Чирков. – Больше не буду.
Они закурили каждый свои сигареты.
– Продолжайте.
Глава 24. БРЕД
На следующий день после похорон Турецкий с утра появился в областной прокуратуре Новогорска. Сабашов уже час корпел там в кабинете над документами.
– Вот, опять смотрю медицинскую экспертизу, – доложил Валентин Дмитриевич московскому следователю.
– Я и сам для этого приехал, – Турецкий сонно потер глаза. Было видно, что он не выспался.
Ночью в соседнем номере гостиницы, где остановился Турецкий, бурно выясняли отношения молодые супруги. Дело дошло чуть ли не до мордобоя. И когда разозленный Турецкий хотел вмешаться, супруги неожиданно и так же бурно помирились. Удовлетворенные и счастливые, они спокойненько заснули в объятиях друг друга. А Александр долго еще курил, глядя в окно и размышляя над эгоизмом молодости.
– Может быть, кофе? – предложил Турецкому Сабашов.
– О кофе я как раз и мечтаю. Давно приучил свой организм – или он меня, – что, пока утром кофе не выпью – я не человек, – Турецкий закурил сигарету, с удовольствием наблюдая, как Сабашов суетится над чайником.
– Так кого же мы все-таки хоронили вчера – штурмана или второго пилота? – Турецкий заглянул в документы к Сабашову.
Сабашов несколько сконфузился. Это была его недоработка. Нужно было тщательнее проверить все материалы по найденным среди обломков самолета вещам.
– Труп штурмана Савельева был идентифицирован в связи с обнаруженным в самолете фотоаппаратом «Никон», – пытаясь справиться с волнением, строго отрапортовал Сабашов. – Многие работники аэропорта, сама жена Савельева утверждали, что это был единственный предмет, который штурман Савельев, как заядлый фотолюбитель, брал с собой в полет всегда.
– А что, другие летчики не фотографировали? – перебил Валентина Дмитриевича Турецкий.
– Но я обошел все семьи погибшего экипажа, подробно расспросил о вещах, которые летчики брали в полет. И у Витрук был, мы же договаривались, помните? И кроме Савельевой, фотоаппарат никто не упомянул. Да и марка фотоаппарата совпала! – оправдываясь, излагал Сабашов.
Чайник закипел, Сабашов хотел было сделать кофе Турецкому, но тот жестом остановил его и налил сам.
– В этот раз Савельев тоже брал фотоаппарат. Это утверждала не только Савельева, но и механики, обслуживающие самолет перед вылетом. Видели, как он нес в тот день его на ремне через плечо.
Александр усмехнулся про себя скрупулезности Сабашова. Это ему нравилось в скромном следователе. Он сам всегда стремился к точности в деталях.
– Я сегодня снова был у механика Стояновского, – продолжал Валентин Дмитриевич. – Он рассказал, что в день катастрофы собирался отметить свой служебный юбилей – десять лет работы в новогорском аэропорту. Встретил Савельева перед вылетом, увидел у него фотоаппарат и попросил сфотографировать его на память.
– Все это замечательно, Валентин Дмитриевич. – Сделав последний глоток кофе, Турецкий заметно взбодрился. – Но что теперь дает нам основание думать, что мы хоронили Витрука? Только фантазии его жены?
– Это моя вина, Александр Борисович. Я номер не проверил, – еле слышно сказал Сабашов.
– Проходите, пожалуйста, – вежливо пригласила следователей жена Витрука. – Чаю хотите?
– Нет, спасибо, – отказался Турецкий.
Сабашов тоже отрицательно покачал головой.
– А я выпью, – сказала Маша и на минуту покинула своих гостей, удалившись на кухню.
Турецкий по привычке оглядел квартиру. Он сразу обратил внимание на иконы, расставленные на полочках, в книжных шкафах. На столе лежал Молитвослов. Он был открыт на странице, где Турецкий прочитал: «Акафист за единоумершаго».
– Вы, наверное, хотите узнать про фотоаппарат? – вернувшись с чашкой чая, спросила Маша Турецкого. – Меня в прошлый раз ваш следователь расспрашивал о вещах, – она кивнула на Сабашова, – но про фотоаппарат я только вчера узнала. Не хотел мой Игорь, чтобы я это знала.
– А почему не хотел? – спросил Турецкий.
– А потому что фотоаппарат… Никита ему дал. – Женщина украдкой взглянула на икону и совсем тихо и быстро произнесла «Господи, помилуй!».
– Никита – это ваш сосед? – уточнил Сабашов.
– Я не буду о нем даже говорить, – упрямо мотнула головой женщина. – Он – нечисть – Она снова почти неслышно произнесла несколько слов, из которых Турецкий смог разобрать только «Спаси и сохрани».
