Однако на другой день, как обычно выходя утром из дому, Оля с разочарованием увидела, что блондин с овчаркой не появился.
В тот день утром отец не смог, как обычно, отвезти Олю на занятия на своей машине: он уехал в редакцию слишком рано, едва не в семь утра, а Елена Александровна опаздывала на срочное совещание лидеров фракции, которое назначили вчера поздно вечером. Она смогла подбросить Олю только до станции метро.
– Вот тебе сто рублей, возьмешь такси, – сказала она на прощание. – Пока! И пообедай, когда вернешься, а то бабуля жалуется, что ты ничего не ешь.
– Она врет. Я не ем только ее рассольник, потому что он кислый. Пока, мам!
Подобрав длинные полы надоевшей шубы, Оля вылезла из машины и побежала вниз по ступенькам подземного перехода. Елена Александровна не подозревала, что видит дочь в последний раз.
Последняя лекция закончилась в половине третьего. Оля и Костя спустились в гардероб, оделись и вышли на улицу.
Солнце сияло, слепя глаза. Бледно-синее московское небо пересекали белые хвосты дымов из заводских труб. От заиндевевших автобусов и троллейбусов валил пар.
Мать каждый день присылала за ней машину, темно-синюю депутатскую «ауди» с госномерами. Ольга ждала машину чуть в стороне от троллейбусной остановки, рядом с рекламным щитом.
Дойдя до остановки, они остановились. Через несколько минут подъехал автобус.
– Ну пока! Завтра увидимся.
– Пока, до завтра.
Костя сел в автобус.
Оля услышала шум подъезжающей легковушки и посмотрела в ту сторону. Но вместо знакомой «ауди» возле остановки притормозили старые «Жигули». Кто-то вышел из машины и пошел к киоску.
Оля проводила его взглядом. Костя запрыгнул в подошедший автобус. Она помахала ему рукой.
– Вы не подскажете, как мне пройти в первый гумфак? – послышался голос из-за спины.
Оля уже было протянула руку в варежке, чтобы показать на один из корпусов университета, как вдруг...
В эту секунду чья-то сильная рука резко натянула ей на голову капюшон шубы и пригнула ее к земле. Оля почувствовала, что ее руки оказались скрученными за спиной. Резкая боль в плечах пронзила до самого сердца, словно ее за руки вздернули на дыбе и выкручивали суставы. Не помня себя от боли, она лишь чувствовала, что ее тянут вперед по снегу и запихивают в машину.
Жуткий, парализующий волю страх – вот что почувствовала она, когда, на секунду приподняв голову, увидела за рулем машины того самого блондина, что ходил за ней в последнее время. Он заметил, что она на него смотрит, и пригнулся к рулю, чтобы спрятать лицо.
Больше она ничего не видела. В лицо ей ткнулась мокрая тряпка, закрыв нос и рот. Оля подумала, что задыхается, судорожно втянула воздух, наполненный тошнотворным резким запахом, похожим на запах ацетона, и потеряла сознание...
9
Елена Мартемьянова шла в девяносто шестом году на выборы в Государственную думу как независимый кандидат. За ней не стояло никаких богатых покровителей, финансовых магнатов. Она, как говорят серфингисты, «чувствовала волну» и неслась вперед почти исключительно на стечении благоприятных обстоятельств. Конечно, она не была новичком в политике. В активе Елены Александровны имелся большой опыт комсомольской и партийной работы, а значит, партийной дисциплины и организации. Она умела говорить с людьми и руководить коллективом. Елена Александровна чувствовала себя на руководящей работе как рыба в воде. Это и был ее «капитал»...
– Это мое счастье и моя заслуга, что я никому за всю жизнь не сделала ничего плохого, – часто повторяла в то время Елена Александровна своему мужу.
Валерий Николаевич, опытный журналист, прошедший школу от заводских многотиражек до крупных партийных газет, был ее советчиком и помощником.
– Может, я доброго ничего не успела сделать, но и врагов в народе не нажила. Простые люди меня помнят, и так приятно слышать от них теплые пожелания и напутствия! И я намерена им помочь! Для этого я и иду на выборы.
Ее дочь Оля сидела в соседней комнате. Наверное, она услышала эти слова Елены Александровны, потому что через некоторое время ее худенькая маленькая фигурка возникла на пороге родительской спальни. Дочь посмотрела на мать таким пронзительным взглядом, что у Елены Александровны мурашки по спине поползли.
– Мам, а помнишь нашу няньку бабу Веру? Из-за чего вы тогда ее турнули? – спросила она как бы невзначай, не сводя с матери своих пронзительных светлых глаз.
Откуда ей было знать, что эта история камнем лежала на совести Елены Александровны всю оставшуюся жизнь?
– Время было такое, – ответила она, но дочь только пожала плечами:
– Ну и что?
Этот ответ Елену Александровну потряс.
Действительно, ну и что?!
Ей казалось, что Оля не должна была это помнить. Ведь в то время ей было... Сколько же тогда ей было лет? Семь, восемь?.. Конечно, она была еще маленькой.
«Но для своего возраста она отличалась редкой, недетской рассудительностью! – думала всю ночь Елена Александровна. – Как же она смеет меня теперь презирать? Разве все, что я делала, было не ради нее? В кого она такой уродилась?.. Бессовестная, глупая! А ведь какой умной, хорошей девочкой была в детстве. Надежной, на нее можно было и ребенка оставить, и в магазин послать... Что с ней произошло? Правду говорят: малые дети спать не дают, большие жить не дают».
Наверное, нет на земле человека, в жизни которого не произошло бы что-то, о чем ему меньше всего хотелось вспоминать. А если все-таки шальная мысль вдруг набредет на запретную тему, то рискуешь почувствовать то, что Островский называл «мучительной болью». Была такая история и в жизни Елены Александровны Мартемьяновой. На первый взгляд ничего особенного. Но даже спустя много лет при воспоминании об этом случае по спине пробегал холодок...
Елена Александровна не раз в душе возвращалась к крамольной мысли, что лучше было бы ей вовсе не заводить детей... Дела, работа, то да се... Куда уж тут детей на шею вешать? Но через семь лет замужества врачи вынесли Елене Александровне печальный приговор: или немедленно беременеешь и рожаешь, или остаешься бездетной на всю жизнь. Стрессы и нервные перенапряжения на работе дали себя знать.
В те годы Лена Мартемьянова не думала о детях. Ей казалось, что все еще впереди, она чувствовала себя молодой: всего-то двадцать восемь! Она едва-едва чего-то достигла, и что же теперь: все бросить, обложиться пеленками и горшками, ходить с коляской на детскую кухню? Ну, конечно, в ее положении эти проблемы гораздо менее ощутимы, чем для подавляющего большинства российских женщин, но все же...
Но муж Валерий Николаевич уперся рогом и поставил ультиматум: если у нас не будет детей, я подам на развод. Раздосадованная, Елена Александровна едва не возненавидела мужа за этот «шантаж». Развод был для нее неприемлем, он портил анкету, автоматически перечеркивал всякий шанс карьерного роста. Но с другой стороны, если разобраться, бездетная женщина тоже вызывает много сплетен и кривотолков. Поэтому Елена Александровна подумала-подумала, да и решилась...
Так родилась Оля.
Конечно, жизнь изменилась. Привыкшая жить «на баррикадах», оказавшись почти запертой в четырех стенах, Елена Александровна злилась на мужа, на ребенка, на весь свет. Но к счастью, ей очень скоро удалось спихнуть заботы о слабенькой, вечно ноющей и вечно болеющей девочке на руки обожаемого супруга и вырваться из семейной клетки на волю. Приближались выборы в Верховный Совет, а в связи с ними сверху пришло распоряжение подготовить и провести очередные выборы в местные и областные Советы.
Советская избирательная система предусматривала негласные квоты для различных категорий граждан, которых следовало выдвинуть в депутаты. Определенный процент отводился женщинам: рабочим,
