– Ничего страшного. Но повторяю, теперь мы можем форсировать события. И поступим следующим образом – поедем к Мартемьяновой и припрем ее к стенке.
– Ее припрешь, – с сомнением отозвался я, – она сама кого хочешь припрет.
– А мы попробуем.
– И что ей скажем?
– Мы постараемся в дипломатичных выражениях, ну, понимаешь, чтобы прямо не обвинять ее во лжи, попросим рассказать, какие именно документы содержатся в ее сейфе. А там, глядишь она и сама расколется. Расскажет, что у нее требуют бандиты.
Честно говоря, я не верил в то, что Мартемьянова нам все так и выложит. Однако ничего иного не оставалось, как только положиться на опыт Турецкого.
Мы повернули и поехали в сторону Рублевского шоссе.
Дверь нам открыл Валерий Николаевич – муж Мартемьяновой.
– Заходите, – сказал он.
Мы вошли в прихожую. Валерий Николаевич смотрел на нас вопросительно, как будто ждал, что мы расскажем ему что-то интересное.
– Это Александр Борисович Турецкий, – представил я ему своего спутника, – старший следователь по особо важным делам Генпрокуратуры. Он ведет дело о похищении вашей дочери.
– Очень приятно, – сказал Валерий Николаевич, пожимая руку Турецкому. А потом снова уставился на нас. В его глазах по-прежнему был вопрос.
– Елена Александровна дома? – поинтересовался я. – Мы, собственно, к ней.
На лице Валерия Николаевича отразилось изумление:
– То есть как это «к ней»? Что вы имеете в виду?
Пришла пора удивляться и нам с Турецким.
– А что тут удивительного? – вступил в разговор Турецкий.
Валерий Николаевич почмокал губами, глядя на нас исподлобья, и произнес:
– Она же уехала к вам. По вашей же просьбе.
Турецкий на глазах посерел.
– Когда?! Как?! – закричали мы оба.
– Погодите, погодите... – поднял руки Валерий Николаевич, – вы хотите сказать, что не звонили Лене?
– Нет! – ответили мы. Какое-то очень нехорошее, даже, можно сказать, отвратительное предчувствие закралось мне в мозг. Судя по виду Турецкого, с ним творилось то же самое.
Спокойным, во всяком случае относительно, оставался лишь Валерий Николаевич.
– Позвольте, но...
Турецкий решил взять инициативу в свои руки.
– Знаете что, Валерий Николаевич, – категорично заявил он, – давайте пройдем в комнату, и вы все нам спокойно расскажете. Как и что.
– Пожалуйста, – несколько растерянно согласился Валерий Николаевич.
Мы разделись и зашли в гостиную.
– Может, чайку? – поинтересовался хозяин.
– Пожалуй, – кивнул Турецкий и расположился в мягком кресле. Я пристроился на диване.
– Что бы это значило, Александр Борисович? – встревоженно спросил я Турецкого.
Тот пожал плечами:
– Вот сейчас и узнаем. А вообще, я чего-то в этом духе ожидал. Видишь, нам не пришлось форсировать обстоятельства. Нас опередили. Это хорошо.
– Что же в этом хорошего? – недоверчиво спросил я.
– Понимаешь, Юра, – вальяжно развалившись в кресле, начал Турецкий, – если ты проявляешь инициативу, то обязательно твой риск увеличивается. Соответственно, больше вероятность того, что где-то и как-то ты проколешься, что-то забудешь, на что-то не обратишь внимание. А в этот момент твой соперник, то есть в данном случае – мы, наблюдает за тобой, приглядывается и, когда ты допустишь ошибку, хвать! За яблочко. Понял?
Ответить мне не довелось, так как Валерий Николаевич внес большой поднос с чаем.
– Ну-с, рассказывайте, – распорядился Турецкий.
– Примерно около часа назад позвонили, – начал Валерий Николаевич, – позвольте, разве это не вы, Юрий Петрович, были?
– Я? – изумился я.
– Ну да, – кивнул Валерий Николаевич, – так и сказали по телефону – «это Гордеев Юрий Петрович». Кстати, я трубку взял. А потом Лене передал.
– Но... – начал было я, но Турецкий перебил:
– Елена Александровна сказала, что все разговоры записываются на автоответчик.
Валерий Николаевич кивнул:
– Да. Мы можем послушать.
Но возле автоответчика нас ожидало разочарование. Кассета закончилась, и пленка оканчивалась на середине какого-то предыдущего малозначительного разговора.
– Вот те раз! – огорчился Валерий Николаевич.
– Ничего, – успокоил его Турецкий, – вы можете рассказать на словах, что было сказано по телефону?
– Как я понимаю, это, скорее всего, были жулики, – упавшим голосом выговорил Валерий Николаевич, – а это значит...
– Это пока что ничего не значит, – нетерпеливо заметил Турецкий, – итак, что было сказано Елене Александровне по телефону?
Валерий Николаевич взъерошил волосы, почесал затылок и начал:
– Понимаете, я-то разговора не слышал. Передал ей трубку, и все. Да и Лена больше слушала и кивала. Ну пару раз «да» сказала. А потом взяла блокнот и сказала – «записываю», ну, скорее всего, адрес. Потом нажала на отбой и вызвала по телефону Игоря. Он приехал минут через пятнадцать, они собрались и ушли.
– Неужели она вам ничего не сказала?
– Почему не сказала? Сказала. Вот что: «Они просят приехать, чтобы опознать некоторые найденные ими вещи. Мы с Игорем быстро съездим и вернемся». Тогда я предложил поехать вместе с ними, но она сказала, что в доме кто-то должен оставаться на телефоне. Вдруг позвонят похитители. Лена упомянула, что это именно вы, Юрий Петрович, на этом настояли. Вот и все. Они вышли и уехали.
– На чьей машине?
– На машине Игоря. Но в этом ничего удивительного нет – она часто ездила вместе с ним.
Турецкий постучал по столу костяшками пальцев.
– Сейчас попробуем позвонить на сотовые телефоны Елены Александровны и Игоря. У него есть сотовый?
Валерий Николаевич кивнул.
Однако в трубке раздавались только отбойные гудки.
– Что теперь делать? – с замиранием выговорил Валерий Николаевич.
– Ничего, – буркнул Турецкий, – ждать.
13
Как только это стало возможным, после августовского путча ГКЧП в девяносто первом году Елена Александровна вышла из членства в КПСС, а после возрождения КПРФ не стала восстанавливать свой партбилет. Ей неоднократно звонили бывшие коллеги, уговаривали вернуться. Она отказалась.
И кто знает, как сложилась бы после девяносто первого года личная карьера Елены Александровны... Не исключено, что после выхода из КПСС и решения навсегда порвать с коммунистическими идеями Мартемьянова бесславно завершила бы свой карьерный взлет в качестве директора школы или же, в силу деятельной натуры, как многие ее коллеги, основала какой-нибудь личный маленький бизнес. Однако, как это ни парадоксально теперь звучало, благодаря полной моральной дискредитации КПСС в глазах советских
