черный цвет.
– Доски, – прокомментировал Михась, оглядев их тощие фигурки.
– А тебе одни жирные нравятся. Девчонки, а ну-ка поцелуйтесь! – приказал Адвокат.
Близняшки переглянулись, захихикали, обнялись и принялись целоваться, старательно высовывая языки. Адвокат следил за ними с оживленной улыбкой. Его интерес подхлестнул девчонок, они принялись поглаживать друг дружку.
– Класс! – одобрительно кивал Адвокат.
– Дана и Яна. Это она сестру с собой взяла, – шепотом рассказала Мама Люба. – Тоже ничего девчонки. Многим такое нравится.
Михась равнодушно пожал плечами.
Когда представление закончилось, он еще раз прошел мимо девушек, выстроенных в ряд, и каждой заглянул в рот, проверяя зубы, а подозрительные даже пытался качать пальцем. Вернувшись за столик, он плеснул в ладонь водки и стал протирать руки салфеткой.
– Что вы решили? – заглядывая Михасю в лицо, спросила Мама Люба.
– Гимнастку оставляем, остальных... – Михась махнул рукой. – В счет зарплаты поставишь ей металлокерамику, два зуба. В остальном все неплохо. Да, и скажи ей, пусть одевается. Поедет со мной.
Адвокат брезгливо пожал плечами.
– Близнецы были лучше.
– Если понравились, так и забирай.
Отвергнутые девушки рыдали. Пухлая белокожая девица с россыпью веснушек на лице упала перед Михасем на колени, подученная загодя Мамой Любой, поцеловала ему руку.
– Батька Михась, родненький, только вы нас никому чужому не продавайте! – живо затараторила она по-украински. – У меня в Чернигове мама-инвалид, пенсия сто гривен, а еще трое младших, кто их накормит, кто в люди выведет? Хоть на улице согласны работать, но только с вами. Чужие до нитки обдерут, кому мы в этой Москве нужны? А вы нас защитите.
Михась качал головой, обещал о ней позаботиться. Следом за веснушчатой и другие девушки, сперва робко, потом смелее, принялись упрашивать взять их под свое крыло.
К близняшкам, ревущим друг у дружки на плече, тихо подошла Мама Люба, шепнула на ухо:
– Чего воете, дуры? К нему проситесь, – она кивком указала на Адвоката. – Вы ему понравились. Мужик солидный.
По-своему она была неплохим человеком.
– А ты, оказывается, любишь мелкие эффекты, – сказал Адвокат, когда через некоторое время выходил с Михасем из подвальчика.
Михась ничего не ответил.
Следом за мужчинами поднималась осчастливленная Света.
– Залезай! – Михась широко распахнул перед ней двери джипа.
Девушка села в машину. Пока Михась прощался с Адвокатом, она достала из кармана полустертую губную помаду и, смотрясь в зеркало заднего вида, быстро подкрасила губы.
Через несколько минут Михась уселся за руль и повез ее куда-то из города. По дороге Света молча смотрела в окно на Москву. Никто не знал, о чем думала эта восемнадцатилетняя девушка, одетая бедно и не по сезону в короткую кожаную куртку и ярко-зеленые лосины, оказавшись внутри шикарной машины своего нового хозяина.
Утром Гера проснулся в хмуром настроении, с тяжелой от похмелья головой. Глядя на себя в зеркало, он ощупывал набухший под глазом лиловый фонарь. При одном воспоминании о том, что произошло вчера, у него становилось тошно на душе. Он решил прикидываться, что не помнит, что произошло накануне.
– Оба-на! Где это я так? – весьма натуральным голосом разыграл он удивление.
Богдан тоже испытывал по отношению к приятелю некоторую неловкость.
– Упал со ступенек, когда в подвал лез, – сказал он, решив скрывать от Геры неприглядную правду.
У него на душе тоже было паршиво. В довершение ко всем неприятностям минеральная вода, оставленная Герой на веранде, превратилась за ночь в глыбу льда, и утолить ею пылавший в желудке огонь было совершенно невозможно.
Лева сидел в комнате и с удивлением смотрел на побитого Геру. Однако он решил не спрашивать, откуда у того фонарь под глазом. «Сами разберутся», – решил он и уставился в телевизор.
С утра он успел наносить воды, протопить котел и расчистить остатки снега вокруг колодца.
– Лева, давай, может, девчонку в дом пустим погреться? – предложил Богдан, внося на кухню бутылку с замерзшей водой и ставя ее оттаивать поближе к батарее. – В подвале небось холод собачий.
– Она в шубе, не околеет.
– А что Михась скажет, если она заболеет? Он же приказал о ней заботиться.
– Опасно ее в доме держать, еще сбежит. На цепь ведь ее не посадишь.
– Ничего, шубу ее можно спрятать. На улице морозище под тридцать. Без одежды не убежит, – убеждал Богдан.
– Посмотрим, – в конце концов сказал Лева. – Сначала спустимся, глянем, как она. Подвал у нас теплый.
Когда они открыли люк подпола, снизу на них дохнуло морозной сыростью.
– Эх, картошка померзнет, – разочарованно протянул Лева.
Металлическая лестница настыла так, что Богдану обожгло руки, когда он за нее взялся. Лева в подпол не полез, а спрятался за крышкой люка и из-за своего укрытия заглядывал вниз.
Оля лежала на матрасе, зарывшись с головой в грязные ватные одеяла. Ее знобило. Рука, прикованная к лестнице, затекла. Оля ее почти не чувствовала.
Богдан увидел, что тарелка, которую он принес ей вчера, стоит на полу. Пленница к еде не прикасалась. Услышав, что в подвал кто-то входит, девушка выглянула одним глазом из своего кокона.
Богдан отстегнул наручник. Рука девушки безжизненно брякнулась на полосатую ткань матраса.
– Вставай, – сказал он. – Пошли наверх.
– Эй, эй, ты только глаза ей чем-нибудь завяжи! – испугался Лева. – Еще не хватало, чтобы она меня увидела. Или мешок ей на голову надо надеть.
Ольга тупо смотрела на Богдана. Вчерашнее истерическое состояние сменилось полной апатией. Онемевшая рука свисала вдоль туловища.
– Давай поднимайся.
Богдан легонько подтолкнул девушку к лестнице. Оля взялась здоровой рукой за поручень. Вторую руку попыталась было, но не смогла даже поднять.
Выбравшись из подпола, Оля словно очнулась. Жизнь будто снова вернулась к ней, когда она оказалась в светлых сенях, освещенных ярким солнцем, бьющим с веранды сквозь стеклянную дверь.
Сени... Их она видела вчера сквозь щель. Вот и кабанья голова висит на стене, на другой стене – вешалка в виде оленьих рогов, на ней – несколько мужских курток. Одна дверь ведет в дом, другая, стеклянная, на веранду. Окна веранды покрыты морозными узорами, сквозь них почти ничего не видно. В углу сеней – деревянная винтовая лестница на второй этаж.
– Иди, иди, – легонько подталкивает ее к двери один из бандитов.
Оля не пытается ничего понять, сейчас ей хочется только согреться.
Она оказывается в комнате с высокими потолками и русской печью, выкрашенной краской-серебрянкой. Ей сажают на диван перед телевизором и подают кружку горячего, дымящегося чая с малиновым вареньем. Не снимая шубы, она глотает сладкую обжигающую жидкость.
Попав с холода в тепло, да еще выпив горячего чая, Оля впала в состояние, похожее на опьянение. Комната закружилась у нее перед глазами, круглый стол и шкаф с антресолями заходили ходуном по комнате.
– Ляля-ляля... стол дубовый, печь с лежанкой изразцовой... Видит девица, что тут люди добрые живут, – вслух забормотала она, озираясь по сторонам.
Она вспомнила кабанью голову в сенях и засмеялась.
