– Голова! У, голова... Со стеклянными глазами!
– Что? – с испугом в голосе переспросил белокурый бандит с выстриженным чубом.
Оля посмотрела на его ноги. Он был обут в кроссовки.
«Хороший бандит...» – подумала она.
Она не помнила почему, но что-то такое располагающее было в этих кроссовках. Она вспомнила, как ноги, обутые в кроссовки, шагали у нее над головой по половицам, и их обладатель даже не догадывался, что она их видит. Почему-то эта мысль ее ужасно рассмешила. Оля расхохоталась, глядя то на парня с льняным чубом, то на его кроссовки.
Богдан недоуменно оглядел свои ноги. Что в них такого смешного? На всякий случай он даже приподнял их и осмотрел подошвы, не вступил ли в какое-нибудь дерьмо.
– Чего она так заливается? – из соседней комнаты спросил Лева. Он по-прежнему не показывался.
Богдан не смог ответить. Не вытерпев, Лева натянул черную маску, вышел в переднюю и остолбенел, увидев хохочущую Олю.
– Она что, рехнулась? – сонным голосом поинтересовался Гера, спрыгивая с печи, куда забрался, чтобы соснуть после завтрака.
– Я, что ли, знаю? – мрачно ответил Богдан.
Услышав голос Геры, Оля вздрогнула, оглянулась. Но, увидев его разукрашенное лицо, расхохоталась еще громче.
– А, жидовку ховаете! – раздался вдруг голос Левиной бабули.
Засмотревшись на Олю, похитители совершенно забыли про бабу Любу и вздрогнули, услышав ее неожиданное и не вполне адекватное восклицание.
– Ото зараз вам будэ! Ото немци взнают, усих нас попалят зараз з хатою. Дорогочетэся тады, бисовы диты! – грозя Оле жилистым кулаком, злобно прошипела старуха. – Вбивцы! Геть видселя, щоб вас пранцы поилы! Геть з хаты! Тильки мне жидив тута не хватало!
– Бабуля совсем рехнулась, – грустно констатировал Лева. – Только двух ненормальных нам не хватало, старой и малой.
Взяв старуху под руки, Лева развернул ее на сто восемьдесят градусов, отвел в ее комнату, усадил на кровать и плотно запер за бабушкой двери. Затем все трое похитителей уставились на Олю.
Отхохотавшись, она почувствовала себя утомленной. Блаженное тепло разливалось теперь по всему телу. Онемевшую руку при малейшем прикосновении кололо мелкими иглами. Тихо ноя сквозь зубы, Оля обхватила больную руку, забралась с ногами на диван и моментально уснула.
В передней наступила тишина. Слышно было только, как бормочет за стеной Левина бабушка. Из ее невнятных угроз Лева разобрал только три слова: «жиды», «попалят» и «немцы».
– Немци! Рятуйтеся, детки, немци!
От этого истошного крика Оля подскочила и села на диване. В передней было темно и тихо. Где-то в глубине дома голосила старуха:
– Рятуйте! Божечка, Божа, Пречистая Пресвятая Богородица, рятуйте... Жидовку свою ховайте, чуете!
Со двора темные окна передней осветились фарами подъехавшей машины. В сенях загрохотали шаги, захлопали двери, наверху, в мансарде, заскрипели половицы.
Оля попыталась встать, но почувствовала, что ее что-то держит. Взглянула на свою руку – так и есть, снова приковали наручниками, на этот раз к ножке дивана. Оля попыталась приподнять угол дивана, но старый, мощный, как надгробная плита, довоенный кожаный диван не шелохнулся. Поняв, что все бесполезно, Оля села и стала ждать, что будет дальше.
Времени с момента ее похищения прошло, судя по всему, немало. Может быть, ее уже ищут?
Она выглянула в обледеневшее окно, попыталась разобрать по неясным силуэтам, кто это приехал? Почему кричала старуха?
Слабая надежда, что в дом сейчас ворвется отряд спецназа и освободит ее, затеплилась в душе.
«Если начнут стрелять, спрячусь за диван, лягу на пол», – подумала Оля.
На улице послышались голоса, шаги. Дверь в переднюю распахнулась. Вспыхнула лампа под потолком. Оля зажмурилась.
Рядом с выключателем стояла старуха лет восьмидесяти, толстая, высокая. Старуха одной рукой опиралась на сучковатую палку, другой рукой молча и зло грозила Оле.
– Батька прибыл, – сказал Богдан, выглянув на улицу в окно мансарды.
Лева потянулся на своей кровати. Ему не хотелось вылезать из-под теплого одеяла, одеваться, бежать на улицу, но мысль, что Михась оставил его за главного, мигом поставила его на ноги. Гера с мстительным выражением лица потрогал свой синяк.
– Сейчас он тебе задницу надерет, – напророчил Гера, сбегая по винтовой лесенке с мансарды в сени.
– За что это? – опешил Богдан.
– А ты девку из подпола выпустил.
Богдан пожал плечами, пробормотал что-то в свое оправдание. Все трое вышли из комнаты.
В сенях они столкнулись с Михасем и незнакомой девицей в ярко-зеленых лосинах. По глазам батьки Богдан догадался, что Михась в дым пьян, странно даже, как он в таком виде мог вести машину.
– Здоровеньки булы! – воскликнул Михась, и почему-то полез к Леве обниматься. – Почеломкаемся...
Света спокойно смотрела на незнакомых людей. Богдан забрал у нее два тяжелых пакета с продуктами и сказал:
– Заходьте у хату.
Михась попытался выйти из сеней, но долго не мог попасть в дверной проем. Попутно он приставал к Леве с каким-то вопросом, смысла которого Лева никак не мог уловить по причине плохого знания украинского языка, но потом догадался, что батька, должно быть, интересуется, как тут без него шли дела.
– Да нормально все, спокойно, – встрял Гера, – Богдан вот только девку из подпола выпустил.
Гера с победным видом глянул на Богдана. «Сейчас тебе попадет», – казалось, говорил его взгляд.
Лицо Михася почернело. Он страшно заревел и полез к Богдану с кулаками, но тут вдруг заметил открытую Герой дверь передней комнаты, потерял ориентацию и, вместо того чтобы съездить Богдану по уху, перешагнул через порог, вошел в комнату и, держась рукой за печь, добрался до дивана и упал на него.
Остальные вошли в переднюю следом за Михасем, только Лева задержался в сенях. На всякий случай он запер дверь, ведущую на улицу, и, прежде чем войти в комнату, натянул черную маску.
«Этим хохлам что? – думал он. – Завтра они свалят в свой Львив, ищи их, а мне свой фейс засвечивать неохота».
Упав рядом с Олей на диван, Михась осовелым взглядом обвел комнату, затем с ног до головы осмотрел пленницу. Оля с ужасом узнала в пьяном батьке того самого телевизионщика, который ни с того ни с сего предложил ей работу в «Телемагазине».
Посмотрев на Олю, батька наконец что-то смекнул, удовлетворительно хрюкнул и, притянув девушку к себе, пьяно чмокнул в плечо.
– Я думал, она в подполе замерзнет, – по-украински объяснил Богдан. – Мороз сегодня градусов двадцать пять. Она уже сама не своя была. И не ест ничего...
Михась мотнул головой, затем обернулся к Свете, которая благоразумно держалась пока в тени, поманил ее пальцем.
Света вышла на середину комнаты. Михась повернулся к Оле, стащил с нее шубу. Наручники, пристегнутые к ножке дивана, не позволили стащить один рукав. Михась рассвирепел, вскочил, поднял диван вместе с сидящей на нем Олей, снял с ножки кольцо наручников.
– Ну-ка надень!
Михась бросил шубу в лицо проститутке.
Света без внешних эмоций сняла с себя кожаную куртку и надела шубу. Посмотрела на себя в зеркало. Поправила волосы. Все невольно отвлеклись, наблюдая за ней. Света в шубе заметно похорошела,
