Маложенский прекрасно знал, что чекисты не будут вести допросы недозволенными методами, хорошо выучил процессуальное право, в том числе свои права и обязанности как обвиняемого. Кроме того, он не допускал мысли, что следователю станут известны его похождения за последних двадцать четыре года, прожитых за границей и в разных областях СССР. А главное — он дрожал за свою жизнь и готовился отчаянно защищаться.
Итак, начался поединок между следователем и опасным государственным преступником. Малыхину предстояло изобличить Маложенского, доказать его вину.
Борис Емельянович понимал, что для ведения следствия по разоблачению активных представителей украинского буржуазного национализма нужно хорошо знать их тактику, мировоззрение, грызню между ними за власть и влияние. Надо иметь в виду и то, что они часто меняют свою организационную структуру, названия всякого рода союзов, обществ и т. д.
Следователь-чекист должен был также хорошо знать кровавые злодеяния оуновцев на западноукраинских землях в годы войны и после нее, потому что ему приходилось встречаться со свидетелями, очевидцами трагических событий, происходивших в то время.
Тогда перед Б. Е. Малыхиным прошло много свидетелей, видевших расправу оуновских бандитов над советскими людьми. На сельском кладбище в Старгороде похоронено много жертв националистов.
Немало честных тружеников пало от рук станичного ОУН Маложенского, который вместе с подручными совершал террористические акты по уничтожению неугодных оуновцам людей. Все это отражено в протоколах допросов Маложенского, которые вел Малыхин.
…У крестьянина Петра Бащука была дочь Стефания. Оуновцы предложили ей сотрудничать с ними. Отец воспротивился. Через два дня дружки Маложенского зашли к нему вечером, вывели из хаты, а через несколько минут жена услышала выстрел. Труп Бащука бросили в реку.
…В тишине весенней ночи слышался отдаленный грохот — это шли в наступление советские войска. Засуетились гитлеровцы и их лакеи. Оуновские головорезы затеяли очередную «акцию».
На околице села появились люди с автоматами и винтовками. Послышались удары в двери прикладами, выстрелы, автоматные очереди. К дому крестьянина Якова Лавренюка подошла группа бандитов во главе с Маложенским.
— Запрягай лошадей, поедешь с нами, — приказал он.
Много лет спустя Лавренюк вспоминал: «Мы приехали во двор Косюка Мирона, мой сосед и Маложенский сказали, чтобы я держал лошадей, так как на подводу будут класть трупы семьи Косюков. Через несколько минут стали выносить трупы и класть на подводу. Убиты были Косюк Мирон, его жена Мария, дочь одиннадцати лет, двое сыновей еще моложе и сын их родственника Федыны».
Очевидцы рассказывали: в ту ночь оуновцы выводили из хат всех подряд — детей, стариков, женщин, — и стреляли в них. Если не хотели выходить во двор, расстреливали прямо в домах. Убили тогда около двадцати человек.
Когда оккупанты и их прислужники были изгнаны с украинской земли, Маложенский очутился в составе немецкого карательного легиона «Айнзац-31». Побывал в Польше, Югославии, Италии, снова в Польше. Возле одного из польских сел каратели были обстреляны, а гитлеровский сотрудник СД убит. В ответ на это легионеры сожгли село. В 1945 году в Югославии легион участвовал в боях с партизанами. Летом того же года Маложенский очутился в Германии, в американской зоне оккупации.
Позже оуновцам понадобился человек, который переправлял бы их людей через границу в СССР. Таким человеком становится Маложенский. А спустя некоторое время он сам появляется на территории СССР. Разумеется, прячется под чужими фамилиями, часто меняет место жительства. Наконец, в 1966 году появляется в одном из лесхозов Львовщины. Здесь его и арестовали.
Шаг за шагом следователь устанавливал все эти факты. Маложенский не смог их опровергнуть.
Потом был суд, строгий, но справедливый.
По приказу губернатора дистрикта Галиция Вехтера в ноябре 1941 года во Львове в конце Яновской улицы был создан концентрационный лагерь, который фашисты назвали лагерем принудительных работ. А народ назвал его лагерем смерти. Территория эта была огорожена кирпичной стеной, усыпанной кусками битого стекла, обнесена колючей проволокой. Внутри лагерь делился на три части. В двух, как правило, содержались люди, которых фашисты потом уничтожали.
Весной 1942 года, после окончания специальной школы, в Яновский лагерь прибыла группа вахманов — бывших военнослужащих Красной Армии, изменивших воинскому долгу и предавших Родину. В числе их был Сергей Приходько, Николай Станков, Александр Миночкин, Георгий Панкратов, Алексей Жуков, Сергей Лагутин и другие. Сдавшись в плен, они добровольно пошли в услужение фашистам, убивали советских людей.
Чрезвычайная комиссия, а потом следствие по делу вахманов Яновского лагеря, которое вел старший следователь Б. Е. Малыхин вместе с другими чекистами, установили, что в лагере было уничтожено около двухсот тысяч человек, из них почти восемь тысяч детей. Особенно зверствовали комендант лагеря оберштурмфюрер Густав Вильгауз, его заместитель оберштурмбанфюрер Рокита и другие руководители лагеря, изощрявшиеся в издевательствах над узниками, придумывавшие различные методы уничтожения их, лично убившие многие сотни людей.
Читая показания очевидцев, опрошенных сразу после освобождения Львова от немецко-фашистских захватчиков, даже сейчас, спустя тридцать лет, не можешь оставаться спокойным. Они рассказывали, что комендант Вильгауз часто направлял свою машину, которой сам управлял, в колонну узников, шедших на работу или с работы, и давил людей, а затем заставлял заключенных переносить машину на чистую дорогу. На массовые расстрелы приводил свою жену и дочь, как на развлекательное зрелище. Часто, стоя на балконе, Вильгауз стрелял из пистолета в узников, а фрау Вильгауз разряжала автомат в толпу несчастных людей. Заместитель коменданта Корита ежедневно перед завтраком расстреливал пятьдесят-шестьдесят человек. И только после этого садился завтракать. Людей расстреливали под звуки «Танго смерти». Детей убивали, тренируясь на них, как на мишенях. Так вели себя фашисты. И вахманы Приходько, Миночкин, Панкратов, Жуков, Лагутин, Станков помогали им, зарабатывали их благосклонность и доверие.
Вот выдержки из показаний.
Миночкин: «В марте 1942 года принял присягу на верность Гитлеру, мне было присвоено звание вахмана немецких войск СС. Сначала охранял еврейское гетто в Любене, а в мае 1943 года был переведен во Львов, в Яновский лагерь, для охраны заключенных. В лагере гитлеровцы ежедневно расстреливали по 50–70 человек. Мы, вахманы, гнали этих людей к оврагу, били прикладами и, если кто убегал, расстреливали. Возле рва люди раздевались, и их заставляли прыгать в ров, а затем расстреливали. Расстрел продолжался с утра до 15–16 часов. Принимали участие в расстрелах Приходько, Жуков. В конце 1943 года фашисты ликвидировали Яновский лагерь, а нас направили в Бухенвальд, где я охранял и конвоировал узников… В конце войны, переодевшись в гражданское, сдался американским войскам, но американцы передали нас Советской Армии…»
Станков: «В начале 1943 года в Яновском лагере была проведена акция по массовому расстрелу. Мы, вахманы, гнали обреченных ко рву, они плакали, кричали, прощались друг с другом, знали, что их ведут на смерть. Мы прикладами их били и гнали к ямам, а там расстреливали, в том числе и я».
Аналогичные показания давали на следствии и в суде остальные подсудимые.
Все обвиняемые привлекались раньше к уголовной ответственности, некоторые их них уже отбыли сроки наказания. Но тогда им удалось скрыть свое страшное прошлое, свое участие в массовых расстрелах людей, и за эти преступления они ранее не были наказаны.
Вот почему велика заслуга многих чекистов, в том числе Б. Е. Малыхина и начальника следственного отдела В. Клименко, которые в шестидесятых годах, возвратившись к делу о массовом уничтожении людей в Яновском лагере в годы фашистской оккупации, сумели собрать достаточный и доказательный материал о конкретной вине Приходько, Миночкина, Станкова, Панкратова, Лагутина, Жукова.
Но, разумеется, не одни только долгие допросы заставили их признавать свои злодеяния. Было множество запросов, поиски очевидцев, свидетелей, изучение обширнейших архивных материалов, сопоставление этих материалов со многими другими данными.
