бессловесной тенью. И даже теперь нельзя было понять, догадывалась ли она о тайнике, жалела ли о потерянных богатствах? Как ни был он удручен и подавлен, он все же удивленно поднял голову, когда жена сказала:
— Теперь к Волобуевым пошли? Или были уже у них?
Додумалась спросить о Волобуевых. Значит, понимала, что он связан с Волобуевым. Но какое значение это имело теперь? Какое ему дело до Волобуева, когда все потеряно? Все же вопрос жены не пропал даром.
Через несколько секунд Мокасинов поднял голову, и в его глазах мелькнуло что-то живое. А ведь это верная мысль. Интересно, были ли у Волобуевых? Самого Волобуева сейчас нет. Значит, его не взяли. Если он успеет исчезнуть, то можно еще на что-то надеяться. Конечно, накопленное пропало, но сам он в этом деле может выглядеть пешкой. Можно сказать, что и ценности ему дал спрятать Волобуев. Главное — Волобуев. Он — фигура. Он — важная шишка на комбинате. Но для этого Волобуев должен исчезнуть. Мокасинов окинул жену и бросил:
— Сходи, узнай!
На секунду у него мелькнуло, что он дал подписку, но махнул рукой: семь бед — один ответ. А если по- умному, то еще можно кое-что выиграть. Когда жена набросила старенький жакет и платок, он сказал:
— Если Волобуев не приехал из Новороссийска, пусть его жена даст ему телеграмму: заболела тетя, просит навестить.
Получив такую телеграмму, Волобуев поймет, что здесь сгустились тучи, и исчезнет с поля зрения, отправится к тетке. К тетке или к чертовой бабушке. Пусть будет так, потом разберемся. Жена молча кивнула и вышла.
Узнав, что Волобуев не возвращался из Новороссийска и у него дома никто не был, Мокасинов утром сам пошел к Волобуевым. Он показал жене Волобуева копию протокола обыска, рассказав о случившемся ночью. Умолчал только о количестве денег и ценностей, взятых у него, когда Волобуиха, снедаемая любопытством, спросила: а много ли забрали?
— Тебя не касается, — огрызнулся он. — Прячь свое подальше, пока цело. Может, понадобится еще. Ты вот что. Не охай и лясы не точи, а собирайся к мужику своему да расскажи про все как было. Пока пусть не приезжает. Может, обернется еще все по-другому. Мужик твой со связями. Придумаем чего. Скажи — этикетки, штампы для бутылок с номерами тоже взяли у меня. Не приложу ума, чего говорить про это, когда на допрос вызовут. Ежели деньги близко где прячет, у тетки там или еще где — пусть подальше пристроит. Меня вызовут не сегодня-завтра, не вернусь, видно, более. Пусть ходы ищет, денег не жалеет. Я пока молчать буду. Ну, а если не выйдет ничего, вдвоем нам веселей там будет. Тюрьма для нас одинаково двери откроет. Так и скажи!
Затряслась от страха жена Волобуева, заторопилась!
— Да разве он тебя оставит. Он все сделает. Сегодня же выеду к нему.
Хмурый и злой, пошел к себе на работу Мокасинов, чудилось ему — каждый встречный знает о нем все. И от этого, и от страха перед допросом еще больше сгорбился. А утром следующего дня, увидев письмо в ящике на своих дверях, подумал со злобой, что опять непутевый зять Валерка или дочка денег просят. Но конверт был без штампа и с незнакомым почерком. Вскрыв его, Мокасинов охнул и засуетился. В записке, находившейся в конверте, было сказано, что если он хочет «уладить дело», то должен приехать завтра вечером в Краснодар по указанному адресу и спросить квартиранта.
Окрыленный надеждой, заспешил Мокасинов к краснодарскому поезду. Денег бы нужно с собой взять, да вот Волобуиха, жаль, уже уехала вчера. Ну, не беда. Не сразу делается все. Поговорим поначалу, а там разберемся, что к чему. Заплатит Волобуев. Не захочет в тюрьму садиться. Так вот почему сразу не арестовали меня! Договориться хотят. Денег хотят. Руку подают утопающему. Ну что же, это нам подходит. Это уже коммерция. Она разная бывает. Ух ты, аж вспотел — то от страха, то от радости в пот бросает — так несуразно человек устроен. А начальники-то, что золото нашли, — взяточники. Все жить хотят. Все денег хотят. Деньги — главное. Держись, старик. Не продешевить бы! Так с волнением думал Мокасинов, направляясь в Краснодар.
На окраинной улочке, в неказистом доме по указанному в письме адресу Мокасинову открыла дверь старушка.
— Мне квартиранта повидать бы, — сказал Мокасинов.
— Проходите, — приветливо сказала старушка. — Его нет. Но он скоро будет. Обождать просил, — проводя его в комнату, говорила она.
Мокасинов осмотрелся. Он видел обычную небогатую обстановку. Простые часы стояли на старом комоде. Герани на окнах с тюлевыми занавесками. Собираясь с мыслями, он хотел заговорить со старушкой, но она вышла, закрыв за собой дверь. Вскоре послышались шаги в сенях, и какой-то знакомый ему голос спросил:
— Меня ждут?
В комнату вошел человек, в котором Мокасинов, вздрогнув, узнал того штатского начальника, что командовал при обыске. В его руке был большой портфель, который он положил на стол.
— Ну вот, правильно сделали, что приехали, — улыбаясь и протягивая ему руку, сказал он. — Ну, как самочувствие? Пришли в себя?
— Еле ногами передвигаю. Нервов потрепали немало, — проговорил Мокасинов.
— Так ведь и наворовал тоже немало, — сказал, будто оскалился.
Мокасинову даже зябко стало. А страшный знакомец, перестав улыбаться, сел за стол напротив, застучав пальцами по столу:
— Легко не отделаешься. Как пойдет. Могут и того, — приставив палец к виску, показал он.
Мокасинов снова обмяк. Слова застряли в горле. А мысли пошли не в лад. «Ловушка это какая-то. Хотят еще деньги выжать. Отсюда, наверно, в тюрьму поведут. А я-то надеялся. Думал, по-другому обернется». Начальник встал из-за стола и заходил по комнате.
— Копию протокола захватили?
— Как же! Вот она, — достав из кармана, протянул Мокасинов.
— Кому из дружков успели рассказать об обыске? Кого предупредить успели?
— Никого не видел. Никому не говорил ничего, как велели. Когда письмо получил, то и вовсе говорить про это незачем было. Надеялся я... — запнулся Мокасинов.
— Надеялся? На что надеялся?
— Как в записке сказано, — «уладить дело».
Начальник промолчал, как бы не расслышал. Он открыл портфель, и Мокасинов увидел деньги, свои деньги — пачки той же тесемочкой перехвачены. Душно стало Мокасинову. Завертелось все перед глазами. Устал от этого всего и понять не может, что происходит. А начальник спрашивает:
— Жалко добра?
— Что теперь сделаешь, — шепчет Мокасинов. — Снявши голову, по волосам не плачут.
— Голова при тебе пока, Мокасинов, а картуз найдется. Как дело уладить надеялся, когда шел сюда? Чем откупиться? Денег еще сюда или золота добавить? — указал он на портфель.
«Вот наваждение, — думал Мокасинов. — Не пойму я его никак. То надежду вдохнет, то без ножа режет. Куда гнет? То ли деньги выжимает, то ли цену набивает. И сам такой оборотень властный. И сверху вроде погладит, и под вздошину без промаха бьет».
В дверь постучали, и послышался голос старушки.
— Чайку не хотите ли попить на дорожку? Самовар согрела.
— Спасибо, Анна Михайловна, — ответил квартирант. — Сегодня дома быть хочу, в Майкопе. Командировка кончилась моя. На автобус еще поспеть думаю. Так что спасибо за приглашение.
«Черт те знает что, — думал Мокасинов. — Темнит что-то. Майкопский он, значит. Ну-ка испытаю», — решился он и сказал:
— В вашей власти теперь я весь. Хотите казните, хотите — помилуйте. Когда шел сюда, не на казнь надеялся. Думал, деловой разговор будет промеж нас. Не для пустого дела письмо писали, сюда приглашали. Денег, золота нет больше. Все взяли. Неведомо мне, про что думали, когда письмо составляли.
