так. Если изучить схему связи Николаева с остальными действующими лицами, фигурирующими в деле Рыбакова, то мы придем к следующему: Геннадий Малов познакомился случайно с Николаевым и вскоре после этого рассказал ему об Олеге Рыбакове и его переживаниях. А Олег Рыбаков вскоре оказался знакомым при содействии Геннадия с Тейлором. Что из этого получилось, мы знаем. Виноват Малов, а Николаев вроде ни при чем.
Бубенцов случайно знакомится с Николаевым, рассказывает о своей тетке за границей, о желании жениться, и затем появляется Жанна и происходит все то, что нам тоже известно. Виноват Бубенцов, а Николаев снова в стороне. Он всегда где-то за кадром. Его действия у старовера Елкина нами до конца не раскрыты, но литературу «от брата» он привез не зря.
И наконец, его не известные нам действия в Нижнем Тагиле, замаскированные сбором заказов на портреты. Эта вершина треугольника нами менее всего исследована.
В свете прочих событий больше медлить нельзя. Нужно срочно допросить Гузенко. Он, как и Мокасинов, может многое объяснить.
Теперь о хронологии событий. Начнем с первого известного нам по времени: я имею в виду случай в Виноградном — два года назад. Это было в июне. А в августе Лепихин принял на работу Николаева. В сентябре Геннадий знакомится с Николаевым. В ноябре Рыбаков знакомится с Тейлором. В марте следующего года Николаев инсценирует свою гибель.
Судя по таблице, которую я составил, все события имеют закономерную последовательность и хронологически обоснованную связь. Если еще учесть однородность методов действия, то нельзя прийти к выводу, что Николаев сам по себе, а «хозяин» и его группа сама по себе. И там, и здесь, как говорят, — один почерк, один метод.
Вот что происходит, Савченко. Опасность больше, чем мы предполагали поначалу. Нужно стараться действовать без лишнего шума. Мокасинов обезврежен и больше нам не опасен. Нужно его выпустить. Он теперь будет полезней нам на воле. «Хозяин» должен выяснить, почему не состоялся побег Бубенцова, и рано или поздно он вынужден будет прийти к Мокасинову. Мокасинов и успокоит его, вернув документы Джексона. А мы уж от него не оторвемся. Тебе Савченко придется остаться в Одессе, а я выеду в Москву. Я отдал распоряжение в Нижнем Тагиле организовать двухнедельную командировку сварщику Гузенко на одно из предприятий Москвы. В Москве мы с ним и встретимся. Таким образом, моя встреча с Гузенко будет для него и его возможных соучастников совершенно неожиданной.
Вскоре Гузенко оказался перед Андреевым. После обычных формальностей, Андреев вынул из шкафа голубую папку с образцами портретов и спросил:
— Помните, Гузенко, эту папку?
Вздрогнув, Гузенко ответил:
— Не знаю, о чем идет речь.
— Знаете, Гузенко! — сказал Андреев. — Должны знать и помнить. Если нет, то я напомню. Это ведь образцы портретов, с которыми два года назад, а точнее, 17 марта вечером, к вам пришел приемщик заказов. Он пробыл у вас допоздна. Вы долго беседовали в тот вечер. По какому из этих образцов вы заказали себе портрет? — спросил он, медленно перелистывая перед Гузенко образцы.
— Я не заказал тогда портрета, — ответил Гузенко, не отрывая глаз от образцов. И когда Андреев вдруг раскрыл перед ним портрет мужчины с волевым холодным взглядом жестких глаз, Гузенко весь напрягся.
Андреев продолжал:
— Я так и думал. Портретов вы не заказывали. Ваша беседа все время, пока приемщик находился у вас и затем по дороге к полынье, относилась к другим темам.
На снегу сохранились следы ваших валенок и следы ботинок приемщика. К полынье вы пришли вдвоем. От нее вы вернулись один. То, что вы были последним его заказчиком, то, что вы провожали его к полынье, доказывается документально квитанцией и показаниями свидетелей. То, что следы валенок у проруби являются вашими следами, нами установлено. Приемщик Николаев принадлежал к иностранной разведке. Это нам тоже известно. Я советую вам решить для себя только один вопрос: будете ожидать, пока вас уличат, или будете сами все рассказывать?
В этом здании всегда отдают предпочтение любой неприглядной правде перед самой искусной ложью.
Гузенко задумался: «Откуда этот майор знает, что Николаев задержался у меня до ночи и что я провожал его к полынье? Он что-то знает еще, иначе не сделал бы паузу, перелистывая образцы портретов. И папка с образцами у майора оказалась. Недоглядел в темноте. Не до того было. А сейчас петлять да лгать — только в дебри лезть. Да и незачем. Вот поверят ли правде? Поверят ли, что не причастен я к этому приемщику, что сам себе простить не смог прошлого, уже прощенного ими. Поверят или не поверят, а все, как было, расскажу». Вот о чем рассказал он Андрееву.
Во дворе у соседей залаяла собака. Гузенко по случаю отъезда жены сам разогревавший на керосинке ужин, отставил кастрюлю и собирался выглянуть во двор. Но незапертая дверь тихо отворилась, и в комнату вошел человек с голубой папкой в руках. Видно, он здорово озяб. Меховая шапка-ушанка была низко надвинута на лоб и опущена на уши, лицо прикрыто шерстяным шарфом. Вошедший поздоровался, сдвинул шарф и сказал неожиданно веселым голосом:
— Портретик не желаете заказать? Свой, жены, сына, — быстро зачастил он и, сняв кожаные перчатки, раскрыл папку. Действуя так же быстро и ловко, как говорил, он вытащил из папки красивые образцы разных портретов и, отодвинув кастрюлю, разложил их перед Гузенко на столе.
— Время позднее, а вы все бродите, — недружелюбно сказал Гузенко, разглядывая яркие, выполненные в цвете портреты детей в нарядных костюмчиках, улыбающихся хорошеньких девушек и бравых военных.
— Так ведь волка ноги кормят, — сказал неожиданный гость. — Как говорится, не потопаешь — не полопаешь. Такая наша работа. Заказчиков только и застанешь вечером, после работы, или в праздники. По будням — все на работе. Вот и получается: когда люди отдыхают или спать ложатся, для нас самое время работать. Сегодня по поселку прошел — 10 заказов за вечер взял. Работа хорошая. Московских мастеров. Вот смотрите...
— Работа хорошая, — согласился Гузенко. — Красивые портреты, — повторил он, думая о том, что и впрямь неплохо бы заказать дочкин портрет. — Сами и снимаете?
— Нет, можно с карточки. Чей портрет желаете? Жены?
— Дочки, — сказал Гузенко. — Только ее сейчас нет, уехала с женой, а карточка ее есть. — Порывшись в ящике буфета, Гузенко вытащил фотографию. — Подойдет эта?
— Подойдет, — сказал приемщик. — Как бы вы хотели — с бантом? Или бант убрать? А платье голубое сделать или красное? Глаза у нее какие? Волосы — светлые или темные? — так и сыпал приемщик вопросами.
— Да вы садитесь, — сказал Гузенко, кивнув на стул. — Она у меня беленькая. Глаза карие. А платье все равно какое сделать. Когда готово-то будет?
— Через месяц привезу, — ответил приемщик, вынимая из кармана пиджака книжку квитанций. — Так жены, говорите, нет? Вот как раз и сюрприз к ее приезду будет. А может, тут еще кто есть, пожелает портрет заказать? — спросил он, оглядываясь на соседнюю маленькую комнатку.
— Нет, никого нету. Тут только мы живем.
— Добро, — кивнул приемщик. — Итак, фамилия, имя, отчество? — спросил он, развернув книжку с квитанциями. Но, когда Гузенко ответил, приемщик не стал вписывать сведения в квитанцию, а, вынув из папки еще один портрет, сказал мягким вкрадчивым голосом: — Свой портрет не желаете заказать? Вот такой костюм и галстук я рекомендую сделать вам.
Гузенко взглянул на портрет, который приемщик держал перед ним на столе, и замер, как загипнотизированный. С портрета на него смотрело знакомое лицо бывшего штурмбанфюрера Вуле. И он, почувствовал, что жуткий страх охватывает его так же, как охватывал много лет назад, когда эти глаза в упор впивались в него. Эти глаза, это лицо... С портрета на него глядело его прошлое, давно забытое, зачеркнутое, то, что он считал навсегда похороненным, как были похоронены те, кто знал его в давние
