Леди Кэтрин не могла скрыть своего разочарования, но чувство собственного достоинства не позволило ей надуть губы или запротестовать, за что Рафаэль был ей весьма признателен. Ему хотелось сосредоточить все свое внимание на тех, кто сидел в ложе напротив. Он больше смотрел на Джулию, чем на сцену, заметил, как отец коснулся ее плеча, как она нагнулась к нему, чтобы он мог что-то шепнуть ей на ухо, как она рассмеялась. «Интересно, что это за шутка? – подумал Рафаэль. – Что такое может сказать отец своей взрослой дочери, чтобы заставить ее так смеяться?»
Смотреть на них было все равно что смотреть на картину, изображающую идеальный пейзаж – некий совершенный, красивый мир, которого он сам никогда не знал. А Джулия… Джулия была экзотична, как птица с ярким оперением из испанских колоний в Америке. Она жила жизнью, которую он не мог себе представить, но она увлекала его, притягивала его. Рафаэль поймал себя на том, что обдумывает, где и когда встретится с ней в следующий раз.
Ему страшно хотелось снова увидеть ее.
Глава 5
Джулия вошла в обнесенный стеной сад – ухоженный кусок земли, который простирался от задней стены грей-венсмуровского особняка до самых конюшен. Ряды аккуратно подстриженных изгородей и искусно выстриженных кустиков создавали четкий рисунок, оживляемый рассаженными кое-где цветущими растениями. В середине стояла беседка в неоклассическом стиле, с колоннами, служившая укрытием для дам, желающих подышать свежим воздухом и полюбоваться пышной растительностью так, чтобы при этом не подвергаться жгучим солнечным лучам. Здесь-то Джулия и нашла Лору.
Подойдя поближе, Джулия увидела, что сестра что-то пишет. Заметив ее приближение, та быстро спрятала написанное в складки своего платья.
– О, Джулия, – с наигранной веселостью сказала она. Лора всегда была никудышней лгуньей.
Джулия сразу догадалась, чем была так занята сестра.
– Мама хочет тебя видеть. Она в желтой гостиной.
– Хорошо. – Лора неловко встала, изо всех сил стараясь прятать руку, державшую листы бумаги.
– Можешь не прятать. Нетрудно догадаться, что это твои любовные письма к маркизу. Но ты ведь не собираешься послать их ему? – Увидев выражение лица Лоры, Джулия тяжело вздохнула. – Разве ты не помнишь, как позорно вела себя леди Каролина Лэмб, когда она преследовала Байрона?
– Ах, разумеется, ты можешь думать только о скандале, к которому это приведет. Ну и ладно, а мне вот все равно, что обо мне подумают!
– Лучше бы ты больше заботилась о своей репутации, – строго возразила Джулия.
– А как же мое сердце, Джулия? Я ничего не могу поделать! Колин – самый замечательный из всех… Ах, ну ладно. Ты все равно не поймешь. Никто не поймет.
– Что ты говоришь, Лора? Конечно, я, понимаю. У меня ведь есть Саймон;
– Саймон, – фыркнула Лора и топнула маленькой ножкой. – Прости меня, Джулия, но ты ничего не понимаешь в страсти именно потому, что между тобой и Саймоном полное взаимопонимание. Какой-то незнакомец послал тебе вчера в театре розу, а Саймон даже не обратил на это внимания!
– Я сказала ему, что не знаю, кто ее послал, и что скорее всего это ошибка, – неубедительно ответила Джулия. Действительно, Саймон не заинтересовался таким пустяком и принял ее объяснения без всяких вопросов. Что же до ее лжи… ну что же, она ведь не была уверена, что это Фонвийе велел положить розу ей на кресло. – Мы с Саймоном понимаем друг друга, вот и все.
– Как ты можешь быть такой рассудительной? Ты ведь никогда не скучаешь по нему, ты не пишешь ему стихов…
– А ты этим занималась? Писала стихи? Ох, Лора, просто не верится, что ты можешь заниматься такими глупостями.
– Глупостями, вот как? Что ты в этом понимаешь? Господи, Джулия, когда ты успела превратиться в такого сухаря?
Услышав это, Джулия возмущенно ахнула. Но Лора уже не могла остановиться.
– Как ты можешь говорить, что влюблена? Ты не растеряна, не смущена, не беспокойна, не тоскуешь до глубины души. Ты… ты совершенно спокойна, совершенно разумна. Как ты можешь быть такой… ужасно совершенной? – И, круто повернувшись, Лора широко раскинула руки, запрокинув голову драматическим движением: – Любовь – это безумие, любить – это значит полностью раствориться, желая…
– Прекрати! – закричала Джулия совершенно неожиданно, испугав и сестру, и саму себя. Сердце у нее поднялось и теперь мучительно билось в горле быстро-быстро, как птичка, попавшая в сети. Она почувствовала, что задыхается.
Разве она не ощутила вкуса безумия? Не было ли безумием то головокружительное чувство, которое охватило ее, когда она смотрела в это загадочное лицо или когда эти чувственно выгнутые губы скривились тем особенным образом, который заставлял маркиза де Фонвийе выглядеть совсем не тем негодяем и повесой, каковым его считали?
Но это не может быть любовью. Это просто притягательная сила этого таинственного человека. Она девушка разумная – так говорят все. Любовь не безумие, это спокойное, приносящее удовлетворение чувство, которое она испытывает в обществе Саймона. Это спокойная, простая, ласковая привязанность, которая длится всю жизнь и после переходит в вечность.
Она прекрасно знает, что такое любовь. Чего она не знает – это почему ее бьет дрожь. И Джулия постаралась проговорить спокойно:
– А теперь иди в дом и поговори с мамой. Но если она увидит эти стихи, она выпорет тебя, несмотря на твой возраст.
Лора молчала, припертая к стене. Наконец она закусила губу и опустила глаза на листы бумаги.
– Ты возьмешь их? Только обещай, что не будешь читать! Джулия вздохнула. Она все еще сердилась на сестру. Но все-таки смягчилась: – Обещаю.
