– Может, скажешь, что у тебя на самом деле на душе? – спросил я.
– Только что сказала.
Двое в дальнем конце бара поглядели в нашу сторону и снова принялись за выпивку. Паренек за стойкой клевал носом над учебником по математике.
Лили по-прежнему злилась, я чувствовал жар, и мне до одури хотелось прикоснуться к ней, так что я буквально ловил себя за руки, и она знала это. Глаза ее горели, волосы причудливо пламенели в скупом свете.
Бледная, в замызганной блузке, в помятой юбке, Лили казалась жертвой катастрофы. Она выглядела старше, хрупкая, уязвимая, никогда не видел ее такой, даже представить не мог столь беззащитной. Она поправила прическу, запустив пальцы в волосы и зачесав их назад. Потянулась за моими сигаретами, нависла над столом, и ее блузка распахнулась. Не знаю, нарочно ли она так подстроила, но взору открылись ее груди.
– Знаешь, Арти, твоя беда в том, что ты слишком много хотел. И работником хорошим быть, и не пошатнуть моральные устои. А когда не удавалось, ты довольствовался ролью приятного парня, очаровашки, шарма-то тебе не занимать. Ты умел нравиться людям. Сонни Липперт говорил, что потому и взял тебя – ты мог очаровать подозреваемого, разговорить, разве не так? Знаешь, я уже порядком напилась, я тут несколько часов сижу, о тебе думаю, и сейчас мне больше всего хочется забраться под стол, прямо здесь. Да не бойся, ты ведь женат, ты теперь такой правильный, не надо грязи, верно, Арти?
По лицу Лили пробегали тени от машин. Она говорила чересчур быстро, слишком обозлилась. Это не имело значения; ее никогда не бывало «чересчур» для меня. Я подумал: надо выбираться отсюда.
Так мы и сидели, не знаю сколько времени. Наконец Лили произнесла:
– Я просто скучала по тебе.
И весь пар вышел. Она положила ладонь на мою руку.
– Давай поймаем такси, и я высажу тебя у дома, если этого ты хочешь.
– А ты?
– Я просто хотела переспать с тобой. – Она отвернулась, глядя в окно.
– Ты часто видишься с Толей?
– Когда могу. Я встречаюсь с ним, потому что Бэт его обожает, и, если честно, потому что с ним можно поговорить о тебе. – Лили взяла сумочку, долго рылась в ней, а когда подняла лицо, оно пылало. – Мне нравится говорить о тебе. Тут я совсем как школьница. К тому же он водит меня обедать в хорошие рестораны. Политика на моем уровне таких доходов не приносит, понимаешь?
– Я думал, ты вышла замуж за денежный мешок. Но, надо полагать, не взяла ни цента, когда ушла от него?
– Ну да, у меня тут старая квартира, я сдавала ее, потом вернула, а Толя покупает Бэт все, что ее душе угодно, так чего еще мне желать?
– Толя меня пугает, Лили. Он возомнил себя этаким русским олигархом, хочет скупать все больше и больше, все подряд. Как думаешь, он ни перед чем не остановится, чтобы получить желаемое?
– Толя-то? Да это актерство по большей части Ты рассуждаешь, как коп.
– Я и есть коп, – сказал я. – Помнишь ту вечеринку в Сохо, где ты танцевала с Сидом? На Кросби- стрит?
– Конечно, помню. Это у тебя память девичья. Мы уже были вместе, наш роман только начинался Кросби-стрит. Джек Сантьяго женился, кажется, в первый раз, ну или во второй, на художнице. Явилась куча народу, я привела тебя, ты захватил Толю а Маккей был шефом Сантьяго в «Таимо, тогда или раньше. Мы все это знали. Хороший ансамбль и водка, море водки. Я когда-то гуляла с Джеком, ты в курсе?
– Ну да.
– До тебя. До того, как мы встретились.
– А он был не слишком юн для тебя?
Я понятия не имел, сколько лет Лили, но явно за пятьдесят. Она не стеснялась ничего, кроме своего возраста. Я не знал почему, ведь мне всегда было плевать, сколько ей лет.
– Да пошел ты, – улыбнулась она. – Он был умен не по годам. Отчаянный малый, а со временем, думаю, ожесточился. Он так кичился своими свершениями, а тут еще бедный Сид, влюбленный в него и желающий сделать Джека величайшим репортером всех времен. Потом Сид понял, что у Джека свой путь. Джек мог предать кого угодно.
– Включая Спад?
– Почему нет?
– Сантьяго с Сидом были близки?
– Не любовники. Сид был его наставником. Но я всегда помнила ту свадьбу. Думала о ней, о тех временах, когда в центре было весело и диковато, наркотики, криминал, все вешались друг на друга, мерли от СПИДа как мухи, сплошные панихиды, все принимали наркоту и трахались напропалую, и рыдали. А на Западном Бродвее еще обитал «цыплятник». Помнишь такого? Он был увешан связками с желтыми пушистыми игрушечными цыплятами, расхаживал по Бродвею, а народ зависал в «Рауле», пил полночи, и всякое такое. Так было? Ничего не путаю? Кажется, в восьмидесятых. Мы уже знали друг друга? У меня такое чувство, будто мы всегда были знакомы, – она улыбнулась. – Многовато я выпила. Я сюда рано заявилась. Давно уже пью.
– Что «всякое такое», милая?
– С тобой повстречалась.
Я потянулся к ее руке, но Лили ее отдернула.
– Не хочу больше об этом говорить, – сказала она. – Все вокруг распадается. Поехали домой, Арти. Или просто посади меня в такси, если не хочешь быть со мной. – Внезапно Лили умолкла и разрыдалась.
Минуту или две Лили, которая не плакала никогда, всхлипывала; слезы текли по ее лицу. Я держал ее за руку и ждал, когда она успокоится.
– Отчего ты так плачешь?
– Наверное, надо передать тебе Толины слова.
– Что он сказал?
– Он сказал, у Сида есть нечто, что ему ужасно нужно, а он не знает, как это получить, и поведала она. – Сказал, что его это сводит с ума и бесит. Я вне себя, Лили, говорил он мне, я хочу эту вещь, и Маккей знает, но отказывается пойти навстречу. – Она посмотрела на меня. – Больше не хочу знать об этом. Не говори. Просто поехали домой, или дай уехать мне.
Мы поехали не сразу. Посидели еще, не знаю сколько, много выпили. Наконец Лили встала из-за стола, посмотрела на меня, снова откинула пряли с лица и медленно направилась к двери. А я думал: вдруг больше никогда не увижу ее? Я знал, она хочет, чтобы я пошел с ней, и думал: если пойду – буду величайшим подлецом, а если нет – дураком. Так что я просто сидел и смотрел ей вслед.
Я нагнал Лили через полквартала.
– Куда пойдем? Куда бы ты хотела?
– Погуляем.
– Зачем?
– Ты взял с меня слово, что домой я тебя не поташу. – сказала она. – Поэтому просто прогуляемся.
– Куда?
– На рыбный рынок, как раньше. Ему недолго осталось на том месте. – Она взяла меня за руку, и мы направились к реке.
По будням, на рассвете, мужчины в резиновых сапогах шагали по тающему льду, и в свете прожекторов, развешанных на металлических крюках, разгружали рыбу из припаркованных у прилавков фургонов. Была суббота, на рынке ни души, лишь слабый запах рыбы в предрассветной темноте. Лили огляделась.
– Через год этот рынок окончательно переедет в Хаите-Пойнт в Бронксе, – сказала она. – Мне будет его не хватать, Не против позавтракать в такую рань?
– Завтрак всегда ко времени, – сказал я.
Теперь мы молчали. Больше не о чем было говорить. Мы нашли открытое кафе, сели за столик. Лили вертела в руках солонку и перечницу, мы ели яичницу м беконом и пили кофе. Когда закончили. Лили поглядела на часы и встала. Наклонилась и поцеловала меня в щеку.
