Оглушенная и ослепленная, окончательно утратив ориентацию, Соня едва не покатилась кубарем с лошади, когда та внезапно вынесла ее из мрака туннеля на свежий воздух. Еще долгое время ее трясло крупной дрожью, как в лихорадке, и она дышала тяжело и надрывно, словно долгое время была лишена воздуха. Наконец она обернулась к Калидору, пораженная тем, что спутник ее выглядит немногим лучше ее самой: девушке почему-то казалось, что это испытание выпало только на ее долю. Но взгляд его был затуманен, словно у тяжелобольного, а смуглое лицо посерело.
— Что… — Голос ее сорвался. — Что случилось?
— Откуда мне знать, — сиплым шепотом отозвался воин. — Магия, должно быть.
Бр-р… Соня до сих пор не могла прийти в себя от потрясения.
А вот Рысь, напротив, чувствовала себя как нельзя лучше. Словно колдовство горцев было чем-то сродни ее собственной загадочной природе. И девушка пожалела, что так мало знает о том, что, собственно, произошло с ней три луны назад в затерянном в горах храме, где она приняла Посвящение богини, о которой прежде никогда и ни от кого не слыхала.
Если бы можно было вновь вернуться туда, расспросить неприступных жриц — возможно, те сумели бы открыть ей природу Зверя, что с того самого дня прочно поселился в ее сознании, с каждым днем отвоевывая себе все больше места… Узнать хотя бы, не грозит ли ей опасность, не утратит ли она свою человеческую суть, не потерпит ли поражение в схватке…
Но мысль эта задержалась в мозгу лишь на краткий миг — а в следующий Соня содрогнулась, ибо ей открылась ужасающая истина, сокрытая от нее доселе, но от того не менее горестная.
Это знание дала ей Рысь. Но… откуда она получила его?!
И было ли то правдой — или ведьмовским мороком?..
Был только один способ проверить это.
Соня направила гнедую навстречу Калидору и, подъехав к нему совсем близко, заглянула воину в глаза, которые теперь совсем не казались ни сонными, ни больными…
— Ты обманул меня, наемник! Теперь я знаю это. — Голос девушки звучал не громче шелеста травы, но она заметила, как напрягся Калидор, заслышав ее. — Ведь Ална давно мертва… Не правда ли?
Глава четвертая
Городок Архарим оказался грязным и неуютным. Зажатый с двух сторон горами, он вытянулся в длину, точно жирная серая ящерица, караулящая муху. Крепостных стен не было и в помине — да и кому бы пришло в голову защищать это скопище убогих глинобитных хижин… и кому пришло бы в голову пытаться его завоевать?! Даже дома местных богачей представляли собой одноэтажные неуклюжие строения, сложенные из грубо обтесанного серого камня, исподлобья взирающие на мир окошками-бойницами. Их окружали приземистые каменные заборы. На плоских крышах было разложено сено для просушки. Козы толклись во дворах, беспрепятственно входя во все двери.
— Ф-фу, — невольно выдохнула Соня. Всем ее мечтам отдохнуть и понежиться в тепле и уюте стремительно приходил конец. — Что за отвратительное место!
Козы, все в репьях, со свалявшейся шерстью. Шелудивые собачонки с визгливым лаем гоняются друг за дружкой. Люди на улицах появляются редко — и ни у кого не встретишь обычной размашистой походки. Семенят, втянув голову в плечи, распространяя аромат немытых тел и тысячи болячек… От очагов, разложенных прямо во дворах, тянет гарью и прогорклым жиром.
Две женщины переругиваются с порогов домов. У одной, похоже, пропал петух — а у соседки что-то вдруг запахло похлебкой. Да откуда та взяла мясо, если они уже вторую луну одной травой кормятся… Вторая возражает. В спор радостно включается третья — и вот уже вся улица голосит надрывно, и слова теряются в мутном потоке брани.
Да и дети здесь ничем не уступают взрослым. Отовсюду доносятся визгливые вопли, нытье и непрекращающийся рев. Соня поежилась, точно злоба и отчаяние, витавшие тут в самом воздухе, могли запятнать ее.
Небо! Да как они здесь живут?!
Тощая девица с немытыми, наверное, года два волосами, заплетенными в неимоверное количество косичек, на которой, как на столбе, болталось выцветшее платье с полуоторванным рукавом, на вопрос, как добраться до ближайшего постоялого двора, хмуро ткнула пальцем вниз по улице, не переставая отскабливать от плоского круглого камня прижарившуюся лепешку.
Соня, представив, что за кухня ее ждет нынче вечером, страдальчески вздохнула. Велик был соблазн прикупить еды и отправиться ночевать куда-нибудь в горы — но это едва ли было разумно. Ночи все же стояли холодные, а ей и без того последние седмицы приходилось спать на голой земле. Не спасал даже теплый плащ и тончайшее, набитое легким пухом, невероятно теплое одеяло, подаренное в Храме Волчицы к северу от Вилайета, где ей довелось как-то побывать, отвозя очередное послание Старших.
Ниже по улице показалось вжавшееся в землю каменное строение, откуда доносился гул голосов, перемежавшийся пьяными выкриками. Поскольку это был единственный столь шумный дом на всю округу, Соня не без оснований предположила, что это и есть искомый постоялый двор. Слуг во дворе не обнаружилось, и ей пришлось самой отвести гнедую на конюшню, где уже стояли привязанными два жеребца. Вороного, правда, среди них не оказалось… но Соня на это не слишком-то и рассчитывала.
Оставлять свою лошадь без присмотра желания не было — хотя девушка знала, что прекрасно обученная кобыла скорее затопчет чужака до смерти, чем даст себя увести, несмотря на свой неказистый вид.
— Потерпи, Подружка. — Соня дружески похлопала ее по крупу. Лошадь всхрапнула, словно ей тоже это место не внушало особого доверия. — Сейчас вернусь и займусь тобой как следует…
Обеденная зала постоялого двора оказалась именно такой, как Соня себе и представляла. Пахло чем- то кислым и горелым одновременно. На полу было разбросано сено — якобы для чистоты, но его никто не менял уже невесть сколько времени, и оно начало преть. Два длинных стола с лавками из неоструганных досок стояли вдоль стен. За левым гуляла подвыпившая компания — шестеро пастухов в меховых накидках и смешных круглых шапках со свисающими по боками хвостиками. Пастухи были, как на подбор, бородатые, тощие и неимоверно шумные. Видно, за долгие луны, что проводили в одиночестве в горах, они успевали отвыкнуть от общества себе подобных — а привычка перекрикивать ветер, созывая стадо или клича собак, оставалась…
Правый стол стоял пустым. Лишь в дальнем конце, ближе к огромному, во всю стену очагу, сидел какой-то старик, гревший руки о дымящуюся глиняную кружку.
Один из пастухов окликнул Соню зычным голосом:
— Кого ищешь, красавица?
— Хозяина, кого же еще! Пастух поднялся с места.
— Я хозяин. На постой просишься — или только на ужин?
Лишь теперь она заметила, что он одет иначе, чем остальные: без шапки и без накидки, в одних холщовых штанах и рубахе, и в деревянных сандалиях на босу ногу… Лет пятьдесят на вид, седоусый, улыбающийся. Крючковатый нос, густые черные брови, от глаз лучиками разбегаются морщинки. Судя по виду, постояльцев во сне резать не станет…
Соня улыбнулась ему в ответ, подходя чуть ближе.
— А что, обязательно надо выбирать? Или можно получить и то, и другое разом?
Немудреную шутку подвыпившая компания оценила, разразилась хохотом, повторяя на все лады. И Сонино сердце невольно смягчилось при виде их детской радости. Может, не такой уж он и скверный, этот городишко…
Хозяин постоялого двора широко ухмыльнулся щербатым ртом:
— Получишь все, за что сможешь заплатить.
— За этим дело не станет. А чем покормишь?
Смуглый лоб пошел складками. Длинный нос вытянулся, принюхиваясь.
— Не, не готово пока, — наконец вынес седоусый свой приговор. — Мясо мы в углях печем. Ардаут
