кровавым светом. Ноги, обутые в высокие сапоги, были протянуты к огню. На лице барона играла легкая усмешка, которая, впрочем, почти не была видна из-под пышных усов.
— Я уже думал, — спокойным голосом произнес он, — что ты про меня забыл, киммериец. Должен признаться, мне это было бы неприятно.
— Я никогда не забываю своих долгов и стараюсь всегда возвращать их, — проворчал Конан и обнажил свой меч.
Тевонидис вскочил и встал в позицию. Мечи со звоном скрестились. Бойцы кружили один вокруг другого, стараясь пробить защиту противника. Через несколько минут барон начал дышать громче и на лице его выступил пот.
— Сильно натоплено, — усмехнулся Конан.
— По крайней мере, не умру от воспаления легких, — отрезал Тевонидис и коварным выпадом проверил прочность обороны Конана.
— Ты прав, — хохотнул Конан, — ты умрешь не от воспаления легких.
Резким и очень сильным выпадом снизу он отбил меч барона вверх и, воспользовавшись моментом, горизонтальным ударом перерубил горло Тевонидиса. Голова барона отлетела в угол комнаты, а Конан быстро отскочил назад, уклоняясь от брызнувшей во все стороны крови. Опустив меч, он хладнокровно наблюдал, как обезглавленное тело выронило меч и рухнуло на пол вслед за ним. Киммериец склонил голову и тихо сказал:
— Умер как мужчина, хотя жил не так достойно.
Он вытер меч о лежащую на кровати шкуру и вложил его в ножны.
Затем повернулся и вышел из комнаты. Коридор был пуст, его плащ лежал на том же месте, где он его оставил. Он нагнулся и, подняв плащ, накинул его на себя. Сбежав по лестнице, он задержался у воинов, стороживших запертые ворота.
— Можете выпускать кого угодно, — приказал он, — но никто не должен отсюда ничего выносить. Все это — имущество короля. Внутрь не пускать никого, пока тот не предъявит мой или королевский приказ.
Король Йиршанна сидел на троне, на котором умер его отец.
Изменилось только то, что Йиршанна приказал обтянуть трон белыми шкурами, так что казалось, будто король сидит на белом облаке, летящем по летнему небу. Длинные седые волосы короля были тщательно завиты, выдающийся вперед длинный нос нервно подрагивал. Лицо Йиршанны покраснело, он увлекся едой за недавно прошедшим обедом и у него начинал болеть желудок.
— Киммериец, — бодро крикнул он, но потом, оглянувшись на пустой тронный зал, махнул рукой и продолжил нормальным голосом, — эй, киммериец, иди сюда, наверх, не будем кричать друг другу.
Конан тремя длинными шагами взбежал на несколько ступенек, составлявших пирамиду, на которой возвышался трон. Теперь он стоял в нескольких шагах от короля и смотрел прямо ему в глаза.
В зале стоял холод, который не могли разогнать даже три большие камина, в которых горели толстые поленья. Йиршанна закутался в тяжелый плащ, который больше подошел бы путешественнику, чем для церемонии приема в королевском дворце.
— Ваше величество? — Киммериец испытующе рассматривал могучего короля, который за месяц своего правления успел сильно прибавить в весе.
— Я бы хотел, чтобы наш союз еще более упрочился, — Йиршанна говорил так приветливо, что это начинало казаться подозрительным. — Я прекрасно понимаю, насколько я тебе обязан, и поэтому предлагаю соединить наши роды самым теснейшим образом. Брачным союзом. Женись на моей сестре, и в качестве ее мужа ты станешь одним из самых достойных аристократов нашего королевства.
Йиршанна замолчал, ожидая, что ответит Конан. В голубых глазах огромного киммерийца нельзя было прочесть ничего. После краткой паузы Конан склонил голову в легком поклоне:
— Ваше величество, — начал он медленно, — я исключительно высоко ценю ваше предложение. Но позвольте мне ответить согласием на него не тотчас же. Я настолько потрясен великодушием вашего величества, что не чувствую себя сейчас способным… — он не закончил фразу. — Все равно мне придется формально просить руки принцессы у вас на одной из ближайших публичных аудиенций.
— Это правда, мой дорогой полководец, — довольно улыбнулся Йиршанна, который был убежден, что ему удалось совершить один из выдающихся политических ходов. — Ближайшая аудиенция состоится послезавтра.
Конан снова слегка склонил голову, повернулся и быстрыми шагами удалился из зала.
Он прошел дворцовыми коридорами в крыло, где до недавнего времени обитал чародей Сунт-Аграм, а ныне часть которого забрала приемная дочь чародея Соланна, а остаток достался Конану. Он спешил так, что плащ развевался в воздухе за ним. Не отвечая на восторженные приветствия часовых, он шел, словно бы и не замечая их.
Войдя в свою комнату, он так хлопнул дверями, что вздрогнули стены дворца. Бросив плащ на иол, Конан расстегнул пояс и вместе с мечом швырнул его на постель. Подойдя к столу, он раздраженным движением схватил кувшин с вином и налил полный кубок, не обращая внимания на то, что вино разлилось по столу. Глубоко глотнув из него, он осушил золотой кубок до дна. Только после четвертого кубка он на мгновение опустился в массивное складное кресло, чтобы через несколько секунд, стукнув кулаком по столу, снова вскочить.
Выбежав из комнаты, он помчался к помещениям, где жила Соланна. Не утруждая себя никаким стуком, он распахнул двери и ворвался внутрь.
Девушка сидела у стола и читала большую и толстую книгу. Она водила по строчкам пальцем и губы ее беззвучно двигались. Казалось, она не заметила громкого появления Конана, или, может быть, не пожелала этого заметить. Киммериец уселся и лишь грохот отодвигаемого стула заставил наконец Соланну оторвать глаза от книги.
— Когда уезжаем? — спросила она тихо.
— С чего ты взяла? — рявкнул Конан.
— Если правда, что мне сообщили слуги, то Йиршанна предложил тебе руку своей сестры. А когда я увидела твою 'радость', мне стало ясно, что его предложение не встретило с твоей стороны восторженного приема. Ты хотел уехать весной, уедешь немного раньше… И ты думаешь, что я останусь здесь без тебя, чтобы подвергнуться гневу Йиршанны? Я знаю, — улыбнулась она, — он понимает, как много мы для него сделали, но в тебе он нуждается много больше, чем во мне. Ты его полководец!
— Так что уезжаем оба. Я не настаиваю, чтобы мы ехали вместе, хотя на некоторое время меня твое общество устроило бы. Одинокая женщина в пути всегда подвергается опасности стать жертвой какого- нибудь насильника.
Тут впервые с момента своего прихода Конан улыбнулся:
— Я не уверен, что в твоем случае насильник добьется успеха, но, конечно же, провожу тебя так далеко, как ты захочешь.
На другой день рано утром Термезан через южные ворота покинули два всадника. Один, выделявшийся высокой и мощной фигурой, до пят был закутан в черный плащ с меховым воротником, капюшон которого прикрывал лицо. Его сопровождал молодой светловолосый оруженосец и три вьючные лошади, нагруженные множеством кожаных мешков.
Двигались они не очень быстро, но видно было, что способны ехать в таком темпе очень долго…
Дорога желтой лентой разворачивалась под копытами скакунов, и, казалось, пути этому не будет конца… Да всадникам, возможно, и не хотелось этого.
Где-то на пятый день, в совершенно неприметном месте посреди леса киммериец внезапно натянул поводья, повел головой, словно приглядываясь к чему-то, и спутница его изумленно воззрилась на северянина.
— Что это с тобой? Чуешь какую-то опасность?
Но варвар лишь загадочно усмехнулся в ответ.
— Да нет… Так, вспомнилось кое-что. Опасность мне обещали, это верно, вот только нашел ее тот, кто громче всех грозился! — Он хмыкнул и внезапно зло оскалился.
— Знаешь, как говорят старики в Туране? 'Тот, кто пугается тени ветра, не живет долго…' А я
