— Пищей, — закончила я. — Они были пищей.
— И кое–чем еще. Помимо политики, — (беспокоит ли меня тот факт, что Этан относится к восприятию людей как прямоходящего скота как к «политике»?) — остальные члены Совета могли быть зачарованы, даже не осознавая этого. Селина очень могущественна.
Медленно провалиться в чары, отдаться ее способности проникать в твою душу и манипулировать по своему усмотрению — это я понимаю. Я смогла сопротивляться ей, но это мое личное умение, судя по всему. Некое причудливое свойство.
— Как мы обсуждали, я ждал, что Селину заключат в тюрьму за ее преступления. Такое соглашение твой дед заключил с мэром Тейтом, окружным прокурором и Гринвичским Советом. Но у Совета короткая память касательно Чисток. Хотя я не сомневался, что ее примут по высшему разряду, надеялся, что она лишится своего Дома, как и произошло, и останется в Лондоне в заключении. — Он покачал головой, затем закрыл глаза, явно измученный. — По крайней мере, люди не в курсе ее освобождения. Пока.
Вне зависимости от того, узнают люди или нет, освобождение Селины ставило под сомнение честность мэра Тейта и всех в Чикаго, кто признал справедливость ее экстрадиции, включая Этана и моего деда.
Черт побери! И я еще думала, что отношения с кабинетом омбудсмена были затруднительными.
— Как они могли совершить такой политически глупый шаг? — вслух удивилась я.
Этан откинулся в кресле и сложил переплетенные пальцы па груди.
— Члены ГС склонны придерживаться противоположных мнений по таким вопросам, — сказал он. — Многие верят, что залог их долговечности — не привлекать внимания, жить как люди и ассимилироваться. Они довольны подобным положением дел. Другие устали скрываться столетиями и испытывают горечь, хотят выйти из тени. Селина предложила свой вариант. Она дала им жизнь среди людей и новое руководство. Кроме того, не говоря об их силе… Ты видела Селину, Мерит, и знаешь, что она обладает определенным… очарованием.
Я кивнула. Красота этой брюнетки неоспорима. Тем не менее. С каких пор горячность извиняет глупые решения?
— Но ведь мы говорим о Совете. Сильнейших вампирах! Лучших! Тех, кто принимает важные решения. Сгоряча или нет, разве они могли не знать, чем это грозит?
— Они сильные, но не обязательно самые. Амит Патель, по общим отзывам, сильнейший вампир в мире, однако он избегает политики и много лет успешно уклонялся от членства в Сабхе[6].
Интонации Этана трансформировались из полных страха в заметное восхищение, на которое он не был щедр. В голосе прозвучала такая же нотка почтения, как когда люди говорят о Майкле Джордане или Джо Намате[7].
— Ты без ума от Амита Пателя, — заметила я, расплываясь в улыбке. — Броманс[8]. Как мило. — И как по–человечески, добавила я про себя, но вслух не произнесла, зная, что он не воспримет это как комплимент.
Этан пренебрежительно закатил глаза:
— Ты слишком юна, чтобы быть такой сильной.
Я восприняла это не как камень в огород моей человеческой молодости, а как ощущение Этаном моей вампирской зрелости. Хмыкнула и нахмурилась, но по другому поводу.
— Она приедет в Чикаго, — предположила я.
Организация моего убийства была частью плана Селины по захвату власти в чикагских Домах, но я помешала ей убить Этана, метнув в нее кол. Какими бы ни были ее другие мотивы, она приедет в Чикаго, чтобы найти меня… Если уже не приехала.
— Похоже на правду, — согласился Этан. Он открыл рот, собираясь произнести что–то еще, но промолчал, видимо размышляя. Затем, сурово нахмурившись, скрестил руки на груди. — Я ожидаю, что ты передашь мне всю информацию касательно Селины, которую сможешь собрать в других Домах.
Несмотря на формулировку, это не был ни вопрос, ни «ожидание», а самый настоящий приказ. И поскольку в Домах имелся лишь один доступный источник информации, он был чертовски оскорбителен. Желание избежать подобных разговоров в четыре часа утра было той самой причиной, по которой мне не хотелось жить и Доме.
— Не собираюсь шпионить за Морганом, — огрызнулась я.
Хоть я и не знала, как далеко хочу зайти в отношениях с ним, была уверена, что «далеко» включает шпионаж. Кроме того, из–за дела с рейвами личное и профессиональное уже и так смешались в моем сознании. Пусть чисто символически, но я уже привела Этана к цели и идти дальше была не готова.
Как и ожидалось, мой вызов его верховной власти спровоцировал напряжение.
— Ты доложишь мне обо всем, о чем тебе велели докладывать. — Его голос был холоден и резок.
Волосы у меня на затылке встали дыбом — реакция на проявление магии, которую источают вампиры, эмоционально реагируя на происходящее; магии, наполнявшей комнату по мере ожесточения нашего спора. Вампиры не способны колдовать, но мы магические существа, хищники. Добавьте к этому наливающиеся серебром глаза и клыки, и перед вами — полный набор защитных механизмов вампира, которые начинают активизироваться.
Я сжала руки в кулаки и попыталась замедлить дыхание. Полагаю, мои глаза стали серебряными, но я пыталась сдержать клыки. Однако она хотела кое–чего другого…
За последние пару месяцев я заметила, что когда расстраиваюсь или пугаюсь, срабатывает инстинкт «держись–или–беги» и вырастают клыки, я чувствую в себе вампира, что–то отдельное внутри, будто мы не до конца слились. Трехдневное генетическое изменение должно было превратить меня — полностью и до конца — в вампира с серебряными глазами, клыками и всем прочим. Я не понимаю, как одновременно могу быть вампиром — жажда крови, ночная жизнь, клыки и обострившиеся чувства — и чувствовать себя человеком. Словно во мне поселился призрак. Но так оно и есть.
Однажды я сказала об этом Катчеру. Его непонимание и неуверенность поразили меня. Если он не знал, что происходит, откуда было знать мне? Как со всем этим разобраться? И что еще важнее — чем я должна была стать?
Часть меня удивлялась, нашептывала то, с чем я едва могла смириться, — что это ненормально. Что со мной как с вампиром что–то не так.
Сейчас я чувствовала в себе тигрицу, готовую к прыжку; ощущала, как она двигается и устраивается под костями. Мои мышцы вибрировали, налитые необыкновенной силой. Она требовала, чтобы мои глаза налились серебром, клыки выступили, а магия заполнила комнату. Хищница хотела швырнуть слова Этана ему в лицо, бросить вызов.
А еще лучше — сбросить его самого на пол и делать все, что хочется.
Все эти желания и действия были дикими, первобытными и… доставили бы невероятное удовольствие. Плохие мысли!
Я сжала эфес катаны, впиваясь ногтями в оплетку рукояти и пытаясь сохранить контроль над собой. После неудавшейся попытки обсудить эту проблему с Катчером я решила держать все при себе. Этан не в курсе, и я не собиралась делиться с Мастером вампиров, и так сомневавшимся во мне, сомнениями в моей вампирской полноценности.
Тигрица застыла в ожидании. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы справиться с ней, продышаться и обуздать магию, крошечными вихрями кружащуюся по кабинету.
«Добро пожаловать в Дом Кадогана», подумала я и, ощутив прилив силы, подавила ее, подняла подбородок и уставилась на Этана. Его глаза были огромными хрустальными зелеными озерами.
— Я — Страж этого Дома, — горячо заявила я, — и не хуже тебя понимаю ответственность, которую на меня налагает эта должность. Я согласилась помочь тебе проникнуть в места, куда вход вампирам заказан, и оказать содействие в расследовании рейвов. Ты — первый человек, который узнает, что Селина в городе, если я услышу об этом, но не лезь в мою личную жизнь!
— Не забывай, с кем разговариваешь, Страж!
— Я никогда ничего не забываю, Салливан!
Прошла почти минута — мы оба не двигались, и воздух сгустился от нашего обоюдного упрямства.
Но затем — чудо из чудес! — Этан смягчился. Напряжение и магия рассеялись. Один холодный кивок
