старые облезлые рамки. Он все время повторял: «файв доллар», дескать, пятерка – красная цена этому барахлу. А старший Блинков не мог объяснить, что дорожит этими рамками, потому что сделал их еще когда был студентом и с тех пор они побывали с ним во многих экспедициях. Такие вещи трудно объяснить некоторым людям, даже когда разговариваешь с ними на одном языке, а тут старший Блинков говорил по- английски, а чиновник – по-испански.
Рамки простукали, просветили рентгеновским аппаратом, а одну даже распилили. Старший Блинков тяжело вздыхал и говорил Ирке и Блинкову-младшему, что Венесуэла – мировой центр контрабанды наркотиков, поэтому здесь такие придирчивые таможенники. Они должны разыскивать в багаже пассажиров запретные вещи.
В конце концов рамки на всякий случай конфисковали, как говорят таможенники, когда что-нибудь отбирают насовсем. Хотя, конечно, ничего запретного в них не было.
Когда Блинковых с Иркой отпустили, остальные пассажиры давным-давно прошли таможню и разъехались. В большом зале аэропорта остались одни таксисты и мальчишки-носильщики. Таксисты все сразу стали кричать, что отвезут их в гостиницу («отель» – это Блинков-младший понял), а мальчишки молча хватали чемоданы и тащили их неизвестно куда.
Мистера Силкина не было, хотя он обещал встретить их в аэропорту. Блинковы с Иркой гонялись за мальчишками, отбирая свои чемоданы, и не знали, что делать.
Тут, к счастью, пошли пассажиры с другого самолета. Таксисты с мальчишками набросились на них.
Старший Блинков посадил Ирку и Блинкова-младшего на спасенные чемоданы и пошел звонить. У него был какой-то каракасский телефон, который дал ему мистер Силкин.
– Как будто и не Южная Америка, – сказала Ирка. – Я с папой летала в Азербайджан, так там абсолютно то же самое: все смуглые и говорят не по-русски.
– Много ты понимаешь, – сказал Блинков-младший.
– А вот и понимаю, – сказала Ирка.
Блинков-младший для профилактики стукнул ее по голове «Белым Ягуаром – вождем араваков». А Ирка вместо того, чтобы по-нормальному дать сдачи, заплакала.
– Ладно, ты чего? – утешил ее Блинков-младший.
– Я очень боюсь за папу, – сказала Ирка сквозь слезы. – У меня больше никого нет во всем мире, только папа. И я боюсь, что его застрелят в командировке.
Старший Блинков вернулся с каким-то усатым испанским доном или, может быть, идальго. Оба довольно улыбались, но улыбка старшего Блинкова не шла ни в какое сравнение с улыбкой этого скорее всего дона. Дон скалился, как будто у него было не тридцать два зуба, а все сто. Каждый зуб сиял и пускал солнечные зайчики. Сто первым зубом казался сам дон, одетый с ног до головы в белое. Белые туфли, белые носки, белые брюки, белая рубашка с короткими рукавами и белая панама. Только смешные острые усики дона были черные, и казалось, что сейчас появится доктор из рекламы зубной пасты и, указывая на эти черные усики, скажет страшным голосом: «Это кариес!»
Под мышкой дон держал картонку с крупной надписью: «Blynkov».
– Прилетел нас встречать, а сам сидит в баре, кофе пьет, – осуждающе сказал старший Блинков.
Дон разулыбался просто до невозможности, показав еще по меньшей мере двадцать зубов.
– Буэнос диас! – сказал он Блинкову-младшему с Иркой и потряс картонкой. – Блинков?
– Блинков, Блинков, – не вдаваясь в подробности, подтвердил Блинков-младший.
– Кузина, – пискнула Ирка, но дон уже не слушал. Подхватив сразу три чемодана, он помчался куда-то в глубь аэропорта, мимо стойки, где таможенники осматривали багаж пассажиров.
Старший Блинков пустился следом, порываясь взять хоть один чемодан, но дон улыбался и чемодана не отдавал. Таможенники оборачивались и здоровались с доном. Он тоже здоровался направо и налево и знай себе махал такими широкими шагами, что Блинкову-младшему с Иркой приходилось почти бежать.
Было похоже, что у дона тут все друзья-приятели. В двери со всякими запретительными надписями и перечеркнутыми красной чертой человечками он входил запросто. Охранники благосклонно ему кивали.
По служебным коридорам с дребезжащими лампами дневного света дон вывел всех на какой-то неглавный аэродром. Было слышно, как за ангарами, похожими на половинки огромных бочек, взлетают и садятся тяжелые «Боинги». А здесь, у короткой взлетной полосы, стояли разноцветные самолеты и вертолеты размером с автомобиль. Жара была несусветная, от раскаленного воздуха перехватывало горло.
Один вертолет, белый, с черными крупными цифрами на борту, сразу же заклекотал, закашлял, его винт медленно провернулся и закрутился быстро-быстро. Проросшие между бетонными плитами колючки легли, как будто на них наступила невидимая великанья нога. Опустив голову навстречу летящему из-под винта горячему вихрю, дон пошел к вертолету. Панаму с него сдуло. Блинков-младший бросился ее ловить и нос к носу столкнулся с вредным таможенником, который отобрал гербарные сушилки. Сейчас эти связанные веревочкой сушилки он протягивал Блинкову-младшему и улыбался похлеще дона.
– Спасибо, – сказал Блинков-младший и взял сушилки. Таможенник погладил его по голове, что-то приговаривая по-испански.
Донову панаму поймала Ирка. Она уже поднималась в брюхо вертолета по короткой ненужной лесенке в две ступеньки. Дон уселся в кабину рядом с летчиком и махал Блинкову-младшему рукой.
– Буэнос диас, – сказал Блинков-младший странному таможеннику, потому что не знал, как будет по- испански «до свидания», и побежал к вертолету.
Лопасти винта крутились так низко, что было страшно получить по голове. Пригибаясь, Блинков- младший нырнул в обитое красной кожей вертолетное нутро. Дверь за ним сразу же захлопнулась, и вертолет взлетел так стремительно, что защекотало в животе. Внизу, среди маленьких самолетиков, стоял совсем крохотный таможенник и делал ручкой, как будто провожал близких родственников.
Вертолет поднялся выше, и в иллюминаторе справа Блинков-младший увидел крыши домов, пригнанные друг к другу плотно, как чешуйки еловой шишки, и за крышами – зеленые горы. В иллюминаторе слева было Карибское море.
А Карибское море, если кто-то забыл, многие века считалось самым опасным на свете. И не потому, что оно такое уж бурное, а потому, что в этом море было ужасно много пиратов.
Глава V
Схватка с кайманом
Блинков-младший валялся на полу и смотрел телевизор. С террасы было видно поле для гольфа, криво поделенное пополам тенью горы, каскад бассейнов, площадка для вертолета без вертолета, сараи с желтыми тростниковыми крышами, похожие издали на стога сена, и коттедж, в котором жили охранники. За коттеджем была пропасть.
Где-то жужжал электрический моторчик. Это индеец Паблито бродил с газонокосилкой и сносил головы упрямым травам. Ровно шумел водопад, а так было тихо. Звук в телевизоре Блинков-младший выключил, он все равно не понимал по-испански.
Передача шла страшная. Показывали мордастых молодых людей, про которых хотелось сказать «здоровые», если бы не их забинтованные руки и ноги. А после доктор в белом халате показывал плакаты с червями, бациллами и рыбами. Молодые люди сходили на выходные отдохнуть в сельву и вернулись инвалидами. Доктор объяснял, кто их укусил и какой болезнью они заразились.
– Тебе не надоело? – крикнула из комнаты Ирка, она там в десятый раз штудировала «Белого Ягуара – вождя араваков». – Пойдем лучше крокодила подразним.
– Каймана, – поправил Блинков-младший, не двигаясь с места. Доктор как раз дошел до червей, которые заползают в ботинки невнимательным людям и откладывают им под кожу свои яички. Отвратительное было зрелище! Даже на картинке – отвратительное. Блинков-младший сжал зубы и терпел, потому что мужчина должен сносить все.
– Ну каймана, – нудила Ирка. – Пойдем подразним!
