бы подозрительно. Самолеты не каждый день совершают вынужденную посадку в окрестностях его несуществующей Сосновки. Он должен все узнать, обо всем расспросить, чтобы потом до старости рассказывать знакомым.
— А что у вас сломалось? — поинтересовался Митька.
— Трамблер.
— Починили?
— Ну.
— А когда полетите?
— Тебя не спросим, — огрызнулся уголовник, оглядываясь на сарай. Ясно: боится за брошенный в траве автомат, за своего дружка, оставленного с карабином против четверых пленников.
— Я поглядеть хотел, — простодушно сказал Митька.
— Нечего тут глядеть! — рявкнул уголовник. — У тебя что, других дел нет?
— Не-а, — помотал головой сыщик. — Мы, может, здесь причалим, будем своих дожидаться.
Уголовник онемел от такой наглости. Наверняка он уже представил, как один за другим пристают к берегу плоты и двадцать восемь молодых трелевщиков толпой прут смотреть на самолет.
— Сгинь! — сквозь зубы выдавил он. — У нас особый груз, секретный. Посторонним нельзя подходить на километр!
— Так бы сразу и сказали. Разве я не понимаю! — оскорбленным тоном ответил Митька и, совсем обнаглев, попросил: — У вас лишних спичек не найдется?
Уголовник бросил ему коробок:
— На.
— Спасибо. — Довольный, что потрепал нервы противнику и обзавелся спичками, сыщик повернулся… И вдруг услышал:
— Стой! ОТКУДА У ТЕБЯ ЭТОТ ТОПОР?!
Глава XXXI
КОЕ-ЧТО НОВЕНЬКОЕ О СТАРШЕМ БЛИНКОВЕ
— Тут я и побежал. Нервы сдали, — признался Блинков-младший. Пашка с пониманием кивнул:
— Бывает. Я сам эти два дня… Ладно, замнем.
Они сидели в сарае, символически запертом на подпиравшее дверь полено. Как сказал Пашка, уголовники сразу всем объяснили, что им нужен один пилот, а остальных можно и шлепнуть, если дадут повод. Автомат убитого охранника подтверждал, что угроза не пустая. Поэтому пленники договорились не бежать поодиночке.
В сарае было душно. Сквозь дырявую крышу пробивались солнечные лучи с танцующими в них пылинками. Ржавела огромная машина с зубастыми пилами. Блинков-младший решил, что это пилорама, но не был уверен, потому что раньше не видел пилорам, а просто знал это слово. На земляном полу прели горы старых опилок. Сидеть на них было тепло и мягко. Митька устроился в углу и сразу начал клевать носом. А Пашка часто вскакивал и возбужденно расхаживал от стены к стене.
— А чего ты из-за топора испугался? — спросил Пашка. — Он какой-нибудь особенный?
— В том-то дело. Вообще обычный топор, но сточен сильно. А этот, с автоматом…
— Его Артуром зовут, — подсказал Пашка.
— Кличка?
— Наверное. А второй — Жора Диплодок.
Митька усмехнулся:
— Какой он Диплодок? Хилый, спина горбом. — Зато тупой, как древний ящер… Ты про топор не договорил, — напомнил Пашка.
— Понимаешь, я сказал, что мы плывем на плотах из какой-то Сосновки. Артур поверил. И вдруг видит, у меня под ремнем сточенный топор. Он сам таким же или даже этим топориком лес валил. Ну и спросил, откуда он у меня. Мне бы сказать «это не мой» или «ребята где-то нашли». А я понял, что вранье мое накрылось, и побежал. Топор-то из барака, в котором вы ночевали… — вздохнул Блинков- младший.
— А ты откуда знаешь?
— Догадался по кое-каким следам. Я там гильзу нашел. — Митька достал из кармана гильзу и подбросил на ладони. — Сначала думал, автоматная, а потом решил, что от вашего карабина.
— Автоматная. Мы выстрелить не успели. Артур пришел, говорит: «Я здесь живу, сторожу зимовье. Пшена вам принес». Мы и расслабились. А он — хвать карабин. А Диплодок врывается с автоматом — бабах в потолок!.. Эх, ты, сыщик, гильзу не мог узнать! — упрекнул Блинкова-младшего Пашка. — Она же калибра пять сорок пять, а карабин — семь шестьдесят две.
Митька развел руками:
— Ну, виноват. Но я и без гильзы почти обо всем догадался.
За стеной сарая взревел мотор. Пашка успел по секрету шепнуть сыщику, что его давно наладили и теперь, обманывая уголовников, впустую жгут бензин. Сейчас этим благородным надувательством занимался Самвел Самвелыч. Отца Лины и Пашки увел на берег Артур, чтобы выставить его как приманку и перехватить плот с Линой. В щели сарая был виден сидящий на солнышке Жора Диплодок. Он присматривал за Самвел Самвелычем и за Митькиным папой, который готовил обед на костре.
— Тушенка, — тревожно дергая носом, сказал Пашка. — А нам объедки дают, гады. Твой отец заваривает какие-то травы, держимся пока.
Митька думал о другом:
— Надо мне было не слушать Лину и причаливать к берегу. Связал бы ее, в конце концов!
— Что, до этого дошло? — сочувственно поинтересовался Пашка. — Сильно вы собачились?
— Да нет. Не больше, чем с другими. Знаешь, сколько раз я слышал: «Это все твои выдумки, ты заигрался в сыщика»? Обычные люди считают, что преступники всегда ходят по другой улице.
Пашка усмехнулся:
— А ты необычный?
— У меня мама контрразведчица. Я всю жизнь знал, что она утром позавтракает, пойдет на работу и будет ловить преступников. — Блинков-младший хотел добавить, что сам их поймал десятка два. Но сейчас это прозвучало бы как жалкое хвастовство неудачника, и он только вздохнул: — Кругом я облажался!
— Нас было трое с оружием, и то мы облажались, — утешил его Пашка. — Не мучайся, ты все правильно делал. А что мою сестрицу фиг переспоришь, в этом ты не виноват.
— Если бы я был не виноват, — сказал Митька, — то сейчас наш плот стоял бы у берега, а я сидел бы в кустах и думал, как вам помочь.
— И что бы ты надумал? Лезть с топориком на два ствола?
— Зачем? Дождался бы ночи…
— До ночи мы, наверное, улетим. Отец с Самвелом третий час им пудрят мозги. Артур сечет в моторах, может догадаться.
С реки послышался выстрел. Пашка подскочил к щели в стене и восторженно крикнул:
— А плотик ваш — тю-тю! Уплывает! Васьки не видно, наверное, в воде спряталась.
Блинков-младший нашел себе дырку от выбитого сучка и тоже посмотрел на реку. По берегу, размахивая автоматом, скакал разъяренный Артур. Сергея Ивановича он предусмотрительно держал от себя шагах в десяти. Митька заметил, что летчик, глядя на плот, как бы невзначай сделал шаг к Артуру.
— Кажись, моя сестрица поумнела, — довольным голосом заметил Пашка.
Артур выстрелил вслед плоту от пояса, скорее срывая злость, чем надеясь попасть.
«Догонит, — подумал Митька. — Автомат воды не боится…» Как будто подслушав его мысли, уголовник забросил автомат за плечо и стал разуваться. Сергей Иванович подвинулся к нему еще на шаг. Дремлющий Жора Диплодок, лениво глянув на реку, поглубже надвинул на лоб капюшон папиной энцефалитки, чтобы не лезли комары. А папа, Митькин бывалый папа, уже понял, что сейчас будет, и голой
