лесной.Денно и нощно ВсевышнегоМолит: грехи отпусти!Тело предай истязанию,Дай только душу спасти!Сжалился Бог и к спасениюСхимнику путь указал:Старцу в молитвенном бденииНекий угодник предстал,Рек: «Не без Божьего промыслаВыбрал ты дуб вековой,Тем же ножом, что разбойничал,Срежь его, той же рукой! Будет работа великая,Будет награда эа труд,Только что рухнется дерево —Цепи греха упадут».Смерил отшельник страшилище:Дуб – три обхвата кругом!Стал на работу с молитвою,Режет булатным ножом,Режет упругое дерево,Господу славу поет,Годы идут – подвигаетсяМедленно дело вперед.Что с великаном поделаетХилый, больной человек?Нужны тут силы железные,Нужен не старческий век!В сердце сомнение крадется,Режет и слышит слова:«Эй, старина, что ты делаешь?»Перекрестился сперва,Глянул – и пана ГлуховскогоВидит на борзом коне,Пана богатого, знатного,Первого в той стороне.Много жестокого, страшногоСтарец о пане слыхалИ в поучение грешникуТайну свою рассказал.Пан усмехнулся: «СпасенияЯ уж не чаю давно,В мире я чту только женщину,Золото, честь и вино.Жить надо, старче, по- моему:Сколько холопов гублю,Мучу, пытаю и вешаю,А поглядел бы, как сплю!»Чудо с отшельником сталося:Бешеный гнев ощутил,Бросился к пану Глуховскому,Нож ему в сердце вонзил! Только что пан окровавленныйПал головой на седло,Рухнуло древо громадное,Эхо весь лес потрясло.Рухнуло древо, скатилосяС инока бремя грехов!..Слава Творцу вездесущемуДнесь и во веки веков.Иона кончил; крестится;Народ молчит. Вдруг прасолаСердитым криком прорвало:– Эй вы, тетери сонные!Па-ром, живей, па- ром!«Парома не докличешьсяДо солнца! перевозчикиИ днем-то трусу празднуют [102],Паром у них худой,Пожди! Про Кудеяра- то…»– Паром! пар-ром! пар-ром! —Ушел, с телегой возится,Корова к ней привязана —Он пнул ее ногой;В ней курочки курлыкают,Сказал им: – Дуры! цыц! —Теленок в ней мотается —Досталось и теленочкуПо звездочке на лбу.Нажег коня саврасогоКнутом – и к Волге двинулся.Плыл месяц над дорогою.Такая тень потешнаяБежала рядом с прасоломПо лунной полосе! «Отдумал, стало, драться-то?А спорить – видит – не о чем, —Заметил Влас. – Ой, Господи!Велик дворянский грех!»– Велик, а все не быть емуПротив греха крестьянского, —Опять Игнатий ПрохоровНе вытерпел – сказал.Клим плюнул: «Эк, приспичило!Кто с чем, а нашей галочкеРодные галченяточкиВсего милей… Ну, сказывай,Что за великий грех?»
Крестьянской грех
Аммирал-вдовец по морям ходил,По морям ходил, корабли водил,Под Ачаковом бился с туркою [103],Наносил ему поражение,И дала ему государыняВосемь тысяч душ в награждение.В той ли вотчине припеваючиДоживает век аммирал-вдовец,И вручает он, умираючи,Глебу-старосте золотой ларец.«Гой ты, староста! береги ларец!Воля в нем моя сохраняется:Из цепей-крепей на свободушкуВосемь тысяч душ отпускается!»Аммирал-вдовец на столе лежит…Дальний родственник хоронить катит… Схоронил, забыл! Кличет старостуИ заводит с ним речь окольную;Всё повыведал, насулил емуГоры золота, выдал вольную…Глеб – он жаден был – соблазняется:Завещание сожигается!На десятки лет, до недавних днейВосемь тысяч душ закрепил злодей,С родом, с племенем; что народу-то!Что народу-то! с камнем в воду-то!Все прощает Бог, а Иудин грехНе прощается.Ой мужик! мужик! ты грешнее всех,И за то тебе вечно маяться!Суровый и рассерженный,Громовым, грозным голосомИгнатий кончил речь.Толпа вскочила на ноги,Пронесся вздох, послышалось:«Так вот он, грех крестьянина!И впрямь страшенный грех!»– И впрямь: нам вечно маяться,Ох-ох!.. – сказал сам староста,Опять убитый, в лучшееНе верующий Влас.И скоро поддававшийсяКак горю, так и радости,«Великий грех! великий грех!» —Тоскливо вторил Клим.Площадка перед Волгою,Луною освещенная,Переменилась вдруг.Пропали люди гордые,С уверенной походкою,Остались вахлаки,Досыта не едавшие,Несолоно хлебавшие,Которых вместо баринаДрать будет волостной [104].К которым голод стукнутьсяГрозит: засуха долгая,А тут еще – жучок!Которым прасол- выжигаУрезать цену хвалитсяНа их добычу трудную.Смолу, слезу вахлацкую, — Урежет, попрекнет:«За что платить вам много-то?У вас товар некупленный,Из вас на солнце топитсяСмола, как из сосны!»Опять упали бедныеНа дно бездонной пропасти,Притихли, приубожились,Легли на животы;Лежали, думу думалиИ вдруг запели. Медленно,Как туча надвигается,Текли слова тягучие.Так песню отчеканили,Что сразу наши странникиУпомнили ее:
Голодная
Стоит мужик —Колышется,Идет мужик —Не дышится!С коры егоРаспучило,Тоска- бедаИзмучила.Темней лицаСтеклянногоНе виданоУ пьяного.Идет – пыхтит,Идет – и спит,Прибрел туда,Где рожь шумит.Как идол сталНа полосу,Стоит, поетБез голосу:«Дозрей, дозрей,Рожь-матушка!Я пахарь твой,Панкратушка!Ковригу съемГора горой,Ватрушку съемСо стол большой!Все съем один,Управлюсь сам.Хоть мать, хоть сынПроси – не дам!»«Ой батюшки, есть хочется!» —Сказал упалым голосомОдин мужик; из пещура [105]Достал краюху – ест.«Поют они без голосу,А слушать – дрожь по волосу!» —Сказал другой мужик.И правда, что не голосом —Нутром – свою «Голодную»Пропели вахлаки.Иной во время пенияСтал на ноги, показывал,Как шел мужик расслабленный,Как сон долил голодного,Как ветер колыхал.И были строги, медленныДвиженья. Спев «Голодную»,Шатаясь, как разбитые,Гуськом пошли к ведерочкуИ выпили певцы.«Дерзай!» – за ними слышитсяДьячково слово; сын егоГригорий, крестник старосты,Подходит к землякам.«Хошь водки?» – Пил достаточно.Что тут у вас случилося?Как в воду вы опущены?.. —«Мы?.. что ты?..» Насторожились,Влас положил на крестникаШирокую ладонь.– Неволя к вам вернулася?Погонят вас на барщину?Луга у вас отобраны? —«Луга-то?.. Шутишь, брат!»– Так что ж переменилося?..Закаркали «Голодную»,Накликать голод хочется? —– «Никак и впрямь ништо!» —Клим как из пушки выпалил;У многих зачесалисяЗатылки, шепот слышится:«Никак и впрямь ништо!»«Пей, вахлачки, погуливай! Все ладно, все по-нашему,Как было ждано-гадано.Не вешай головы!»– По-нашему ли, Климушка?А Глеб-то?.. — ПотолкованоНемало: в рот положено,Что не они ответчикиЗа Глеба окаянного,Всему виною: крепь! [106]– Змея родит змеенышей.А крепь – грехи помещика,Грех Якова несчастного,Грех Глеба
