родила!Нет крепи – нет помещика,До петли доводящегоУсердного раба,Нет крепи – нет дворового,Самоубийством мстящегоЗлодею своему,Нет крепи – Глеба новогоНе будет на Руси!Всех пристальней, всех радостнейПрослушал Гришу Пров:Осклабился, товарищамСказал победным голосом:«Мотайте-ка на ус!»Пошло, толпой подхвачено,О крепи слово верноеТрепаться: «Нет змеи —Не будет и змеенышей!»Клим Яковлев ИгнатияОпять ругнул: «Дурак же ты!»Чуть-чуть не подрались!Дьячок рыдал над Гришею:«Создаст же Бог головушку!Недаром порываетсяВ Москву, в новорситет!»А Влас его поглаживал:«Дай Бог тебе и серебра,И золотца, дай умную,Здоровую жену!»– Не надо мне ни серебра,Ни золота, а дай Господь,Чтоб землякам моимИ каждому крестьянинуЖилось вольготно-веселоНа всей святой Руси! —Зардевшись, словно девушка,Сказал из сердца самогоГригорий – и ушел.Светает. СнаряжаютсяПодводчики. «Эй, Влас Ильич!Иди сюда, гляди, кто здесь!» —Сказал Игнатий Прохоров,Взяв к бревнам приваленнуюДугу. Подходит Влас,За ним бегом Клим Яковлев;За Климом – наши странники(Им дело до всего):За бревнами, где нищиеВповалку спали с вечера,Лежал какой-то смученный,Избитый человек;На нем одежа новая,Да только вся изорвана.На шее красный шелковыйПлаток, рубаха красная,Жилетка и часы.Нагнулся Лавин к спящему,Взглянул и с криком: «Бей его!» —Пнул в зубы каблуком.Вскочил детина, мутныеПротер глаза, а Влас егоТем временем в скулу.Как крыса прищемленная,Детина пискнул жалобно —И к лесу! Ноги длинные,Бежит – земля дрожит!Четыре парня бросилисьВ погоню за детиною.Народ кричал им: «Бей его!» —Пока в лесу не скрылисяИ парни, и беглец.«Что за мужчина? – старостуДопытывали странники. —За что его тузят?»– Не знаем, так наказаноНам из села из Тискова,Что буде где покажетсяЕгорка Шутов – бить его! И бьем. Подъедут тисковцы.Расскажут. Удоволили? —Спросил старик вернувшихсяС погони молодцов.«Догнали, удоволили!Побег к Кузьмо-Демьянскому,Там, видно, переправитьсяЗа Волгу норовит».«Чудной народ! бьют сонного,За что про что не знаючи…»– Коли всем миром велено:«Бей!» – стало, есть за что! — Прикрикнул Влас на странников. —Не ветрогоны тисковцы,Давно ли там десятогоПороли?.. Не до шуток им.Гнусь-человек! – Не бить его,Так уж кого и бить?Не нам одним наказано:От Тискова по Волге-тоТут деревень четырнадцать, —Чай, через все четырнадцатьПрогнали, как сквозь строй! — Притихли наши странники.Узнать-то им желательно,В чем штука? да прогневалсяИ так уж дядя Влас.Совсем светло. ПозавтракатьМужьям хозяйки вынесли:Ватрушки с творогом,Гусятина (прогнали тутГусей; три затомилися,Мужик их нес под мышкою:«Продай! помрут до городу!» —Купили ни за что).Как пьет мужик, толкованоНемало, а не всякомуИзвестно, как он ест.Жаднее на говядину,Чем на вино, бросается.Был тут непьющий каменщик,Так опьянел с гусятины,На что твое вино!Чу! слышен крик: «Кто едет-то!Кто едет-то!» НаклюнулосьЕще подспорье шумномуВеселью вахлаков.Воз с сеном приближается,Высоко на возуСидит солдат Овсяников,Верст на двадцать в окружностиЗнакомый мужикам,И рядом с ним Устиньюшка,Сироточка-племянница,Поддержка старика.Райком кормился дедушка,Москву да Кремль показывал,Вдруг инструмент испортился,А капиталу нет!Три желтенькие ложечкиКупил – так не приходятсяЗаученные натвердоПрисловья к новой музыке,Народа не смешат! Хитер солдат! по времениСлова придумал новые,И ложки в ход пошли.Обрадовались старому:«Здорово, дедко! спрыгни-ка,Да выпей с нами рюмочку,Да в ложечки ударь!»– Забраться-то забрался я,А как сойду, не ведаю:Ведет! – «Небось до городаОпять за полной пенцией?Да город-то сгорел!»– Сгорел? И поделом ему!Сгорел? Так я до Питера!«Чай, по чугунке тронешься?»Служивый посвистал:– Недолго послужила тыНароду православному,Чугунка бусурманская!Была ты нам люба,Как от Москвы до ПитераВозила за три рублика,А коли семь-то рубликовПлатить, так черт с тобой! —«А ты ударь-ка в ложечки, —Сказал солдату староста, — Народу подгулявшегоПокуда тут достаточно.Авось дела поправятся.Орудуй живо, Клим!»(Влас Клима недолюбливал,А чуть делишко трудное,Тотчас к нему: «Орудуй, Клим!» —А Клим тому и рад.) Спустили с возу дедушку.Солдат был хрупок на ноги,Высок и тощ до крайности;На нем сюртук с медалямиВисел, как на шесте.Нельзя сказать, чтоб доброеЛицо имел, особенноКогда сводило старого —Черт чертом! Рот ощерится.Глаза – что угольки!Солдат ударил в ложечки,Что было вплоть до берегуНароду – все сбегается.Ударил – и запел:Тошен свет,Правды нет,Жизнь тошна,Боль сильна.Пули немецкие,Пули турецкие,Пули французские,Палочки русские!Тошен свет,Хлеба нет,Крова нет,Смерти нет.Ну-тка, с редута [107]-то с первого номеру,Ну-тка, с Георгием [108] – по? миру, по? миру! У богатого,У богатины,Чуть не поднялиНа рогатину [109].Весь в гвоздях заборОщетинился,А хозяин- вор,Оскотинился.Нет у бедногоГроша медного:Не взыщи, солдат!»– «И не надо, брат!» —Тошен свет,Хлеба нет,Крова нет,Смерти нет.Только трех МатренДа Луку с ПетромПомяну добром.У Луки с ПетромТабачку нюхнем,А у трех МатренПровиант найдем.У первой МатреныГруздочки ядрены.Матрена втораяНесет каравая,У третьей водицы попьюиз ковша:Вода ключевая, а мера —душа!Тошен свет,Правды нет,Жизнь тошна,Боль сильна.Служивого задергало.Опершись на Устиньюшку,Он поднял ногу левуюИ стал ее раскачивать,Как гирю на весу;Проделал то же с правою,Ругнулся: «Жизнь проклятая!» —И вдруг на обе стал.«Орудуй, Клим!» По- питерскиКлим дело оборудовал:По блюдцу деревянномуДал дяде и племяннице.Поставил их рядком,А сам вскочил на бревнышкоИ громко крикнул: «Слушайте!»(Служивый не выдерживалИ часто в речь крестьянинаВставлял словечко меткоеИ в ложечки стучал.) КлимКолода есть дубоваяУ моего двора,Лежит давно: из младостиКолю на ней дрова,Так та не столь изранена,Как господин служивенькой.Взгляните: в чем душа! СолдатПули немецкие,Пули турецкие,Пули французские,Палочки русские.КлимА пенциону полногоНе вышло, забракованыВсе раны старика;Взглянул помощник лекаря,Сказал: «Второразрядные!По ним и пенцион».СолдатПолного выдать не велено:Сердце насквозь не прострелено!(Служивый всхлипнул; в ложечкиХотел ударить – скорчило!Не будь при нем Устиньюшки,Упал бы
