что он тоже замешан. Ведь кто-то же сказал Феде, что из школьного подвала есть ход в катакомбы.
— А милиционеры не могли проверить этого Толича, надо было генерала разведки посылать? — съязвила Маша.
— Ему самому хотелось. Видишь ли, Севастополь уже не Россия, наша милиция не имеет права там действовать. Надо сперва получить разрешение, тонну бумаги исписать. А твой дед полетел туда якобы от родителей школы: мол, обещали нам историка на замену, где этот Толич? Оказывается, Толич торгует чаем для похудения и ни о какой истории слышать не хочет. Письмо Евгень Евгеньича у него валялось не распечатанным.
Дед приехал неожиданно, когда Маша не успела собрать и половину вещей. Первым делом он снял генеральский мундир, по привычке повесил в шкаф, потом спохватился и уложил мундир в коробку от ба нанов. Этих коробок Маше во множестве надавали в овощном, и теперь весь дом тонко пах тропиками.
— Ох, и намучился я в форме! Все глазеют, на светофоре остановишься — в окна заглядывают!
— Разве не приятно? — удивилась Маша. — Все на тебя смотрят...
— Это женщинам приятно, когда на них смотрят. А разведчику от чужих взглядов столько же удоволь ствия, сколько карасю от сковородки. А ты как, Муха? Успела проститься с ребятами?
— Успела. Петька с Боингом такие чумовые, вино мне подарили на будущую свадьбу.
Дед не удивился подарку: в Укрополе многие делали домашнее вино.
— Давай сюда, я к мундиру положу, на мягкое. Оно хорошо закупорено?
— Не знаю. — Маша выставила бутылки на стол. — Вроде не текут.
— А почему грязные? — Дед полез в карман за очками, прочитал винную этикетку и, притихнув, сел на диван.
— Ты что, Дед? — испугалась Маша. — Сердце заболело?
Дед помотал головой.
— Откуда это? — выдавил он.
— Бобрищевская контрабанда, из катакомб. Там было всего две бутылки, остальные кто-то до нас пе ребил.
— Из катакомб, — повторил за Машей Дед. — Температура низкая, темнота — все, как в винном подвале. Оно не должно было испортиться... А ты представляешь, сколько стоит это вино?
— Дорого?
— Дорого — не то слово. Шато Латур 1890 года! Такое вино уже и не пьют. Его коллекционируют.
Из маминой комнаты вышел Билли Бонс с тряпкой в руках. Он там укладывал книги, стирал с них пыль, а больше читал.
— Бордоское вино — аристократ среди вин, — продолжал Дед. — В Англии его называют кларетом. А Шато Латур — самый знаменитый из замков Бордо. Когда Бобрищев заказывал это вино во Франции, оно уже было дорогое, а сколько стоит сейчас, я даже примерно не знаю. Однажды при мне бутылочку Шато Латур урожая 1913 года продали на аукционе за двенадцать тысяч долларов. Но с тех пор много лет прошло, а коллекционное вино с годами только дорожает.
— А на вид и не скажешь, — заметил Билли Бонс. — Занюханные бутылочки, на стол поставить неудобно. Ну-ка, я пыль с них... — И он потянулся к бутылкам с тряпкой.
— Ни-ни! — закричал Дед. — Пыль — свидетельство того, что вино старое. Ее не стирают!
Билли Бонс уселся рядом с Дедом, смущенно комкая тряпку.
— А что теперь делать — в милицию их нести? — спросила его Маша.
— Нет, по закону сдавать государству надо золото, драгоценности. За вознаграждение, конечно. А ви но — бытовая находка. Раз нет владельца, оно твое.
— Отдадим эти бутылки ребятам, — решила Маша. — Петькин отец о машине давно мечтает, а Боинг вообще плохо живет. Лопает все подряд, — по-моему, его дома не кормят.
— Отдать-то надо, — согласился Дед. — Но ни мальчики, ни их родители не смогут продать это вино.
Маша подумала, что да, если в Укрополе повесить объявление «Продаю бутылку вина за 20000 дол ларов», то соседи сразу же вызовут «Скорую» из сумасшедшего дома.
— Я сам его продам, — сказал Дед. — Как-никак, в Америке я был неплохим бизнесменом. Только давай пока ничего не говорить мальчикам. Пусть они подрастут и решат, что им хочется — учиться дальше или открыть свое дело. Тут мы их и обрадуем.
— Правильна, — поддакнул Билли Бонс. — Эти бутылки не из нашей жизни. У нас никто цены им не знает. Продадут по дешевке, а то и вовсе выпьют.
— Как те солдаты. Наверное, миллион профигачили, — добавила Маша.
— Какие солдаты?
— Да Петька там нашел саперскую лопатку. Это солдаты, еще в войну. Больше некому.
Дед загадочно улыбнулся и промолчал.
Через час груженный банановыми коробками джип выезжал со двора. Покосившуюся воротину придерживал Билли Бонс.
— Я останусь на выходные, если не возражаете, — сказал он Деду. — Хорошо здесь. Эх, были бы деньги, я бы на самом деле купил ваш дом!