(Так он вредную мысль называл.) Но зато, если дельны и строги Мысли, — кто их в печать проводил? Я вам мысль, что „большие налоги Любит русский народ“, пропустил Я статью отстоял в комитете, Что реформы раненько вводить, Что крестьяне — опасные дети, Что их грамоте рано учить! Кто, чтоб нам микроскопы купили, С представленьем к министру вошел? А то раз цензора пропустили, Вместо северный, скверный орел! Только буква… Шутите вы буквой! Автор прав, чего цензор смотрел?» Освежившись холодною клюквой, Он прибавил: «А что я терпел! Не один оскорбленный писатель Письма бранные мне посылал И грозился… (Да шутишь, приятель! Меры я надлежащие брал.) Мне мерещились авторов тени, Третьей ночью еще Фейербах Мне приснился — был рот его в пене, Он держал свою шляпу в зубах, А в руке суковатую палку… Мне одна романистка чуть-чуть В маскараде… но бабу-нахалку Удержали… да, труден наш путь! Ни родства, ни знакомства, ни дружбы Совесть цензора знать не должна, Долг, во-первых, — обязанность службы! Во-вторых, сударь: дети, жена! И притом я себя так прославил, Что свихнись я — другой бы навряд Место новое мне предоставил, Зависть общий порок, говорят!» Тут взглянул мне в лицо старичина: Ужас, что ли, на нем он прочел, Я не знаю, какая причина, Только речь он помягче повел: «Так храня целомудрие прессы, Не всегда был, однако, я строг. Если б знали вы, как интересы Я писателей бедных берег! Да! меня не коснулись упреки, Что я платы за труд их лишал. Оставлял я страницы и строки, Только вредную мысль исключал. Если ты написал: „Равнодушно Губернатора встретил народ“, Исключу я три буквы: „ра-душно“ Выйдет… что же? три буквы не счет! Если скажешь: „В дворянских именьях Нищета ежегодно растет“, — „Речь идет о сардинских владеньях“ — Поясню, — и статейка пройдет! Точно так: если страстную Лизу Соблазнит русокудрый Иван, Переносится действие в Пизу — И спасен многотомный роман! Незаметные эти поправки Так изменят и мысли, и слог, Что потом не подточишь булавки! Да, я авторов много берег! Сам я в бедности тяжкой родился, Сам имею детей, я не зверь! Дети! дети! (старик омрачился). Воздух, что ли, такой уж теперь — Утешения в собственном сыне Не имею… Кто б мог ожидать? Никакого почтенья к святыне! Спорю, спорю! не раз и ругать Принимался, а втайне-то плачешь. Я однажды ему пригрозил: „Что ты бесишься? Что ты чудачишь? В нигилисты ты, что ли, вступил?“ — „Нигилист — это глупое слово, — Говорит, — но когда ты под ним Разумел человека прямого, Кто не любит живиться чужим, Кто работает, истины ищет. Не без пользы старается жить, Прямо в нос негодяя освищет, А при случае рад и побить — Так пожалуй — зови нигилистом, Отчего и не так!“ Каково? Что прикажете с этим артистом? Я в студенты хотел бы его, Чтобы чин получил… но едва ли… „Что чины? — говорит, — ерунда!
