Можно… Светел твой путь впереди! Не одно, целых три состоянья На своем ты веку проживешь: Как не хватит отцов достоянья, Ты жену с миллионом возьмешь; А потом ты повысишься чином — Подоспеет казенный оклад. По таким-то разумным причинам Твоему я бездействию рад! Жаль одно: на пустые приманки, Милый юноша! ловишься ты, Отвратительны эти цыганки, А друзья твои — точно скоты. Ты, чей образ в порыве желанья Ловит женщина страстной мечтой, Ищешь ты покупного лобзанья, Ты бежишь за продажной красой! Ты у старцев, чьи икры на вате, У кого разжиженье в крови, Отбиваешь с оркестром кровати! Ты — не знаешь блаженства любви?.. Очень милы балетные феи, Но не стоят хороших цветов, Украшать скаковые трофеи Годны только твоих кучеров. Те же деньги и то же здоровье Мог бы ты поумнее убить, Не хочу я впадать в пустословье И о честном труде говорить. Не ленив человек современный, Но на что расточается труд? Чем работать для цели презренной, Лучше пусть эти баловни пьют… . . . . . . . . . . . . . . . Знал я юношу: в нем сочетались Дарованье, ученость и ум, Сочиненья его покупались, А одно даже сделало шум. Но, к несчастию, был он помешан На комфорте — столичный недуг, — Каждый час его жизни был взвешен, Вечно было ему недосуг: Чтоб приставить кушетку к камину, Чтоб друзей угощать за столом, Он по месяцу сгорбивши спину Изнывал за постылым трудом. «Знаю сам, — говорил он частенько, — Что на лучшее дело гожусь, Но устроюсь сперва хорошенько, А потом и серьезно займусь». Суетился, спешил, торопился, В день по нескольку лекций читал; Секретарствовал где-то, учился В то же время; статейки писал… Так трудясь неразборчиво, жадно, Ничего он не сделал изрядно, Да и сам-то пожить не успел, Не потешил ни бога, ни черта, Не увлекся ничем никогда И бессмысленной жертвой комфорта Пал — под игом пустого труда! Знал я мужа: командой пожарной И больницею он заправлял, К дыму, к пламени в бане угарной Он нарочно солдат приучал. Вечно ревностный, вечно неспящий, Столько делал фальшивых тревог, Что случится пожар настоящий — Смотришь, лошади, люди без ног! «Смирно! кутай башку в одеяло!» — В лазарете кричат фельдшера Настежь форточки — ждут генерала, — Вся больница в тревоге с утра. Генерал на минуту приедет, Смотришь: к вечеру в этот денек Десять новых горячечных бредит, А иной и умрет под шумок… Знал я старца: в душе его бедной Поселился панический страх, Что погубит нас Запад зловредный. Бледный, худенький, в синих очках, Он недавно еще попадался В книжных лавках, в кофейных домах, На журналы, на книги бросался, С карандашиком вечно в руках: Поясненья, заметки, запросы Составлял трудолюбец старик,
