Однако промолчит — не спорит! Бывало, подойдем гурьбой, Повалим, будто ненароком, Кричим: «Не хочешь ли домой?» Он только поглядит с упреком И покачает головой. Не пьет, не балагурит с нами. Но скоро час его настал… Был вечер; скрежеща зубами, Один из наших умирал. Куда деваться в подземельи? Кричим: «Скорей! мешаешь спать!» И стали в бешеном весельи Его мы хором отпевать: «Умри! нам всем одна дорога, Другой не будет из тюрьмы!..» Вдруг кто-то крикнул: «Нет в вас бога!» — И песни не допели мы. Глядим: добро б вошел начальник, — Нет, просто выступил вперед Наш белоручка, наш молчальник, Смиренный, кропотливый Крот. Корит, грозит! Дыханье трудно, Лицо сурово, как гроза, И как-то бешено и чудно Блестят глубокие глаза. Смутились мы. Какая сила Ему строптивых покорила — Бог весть! Но грубые умы Он умилил, обезоружил, Он нам ту бездну обнаружил, Куда стремглав летели мы! В заботе новой, в думах строгих Мы совещались до утра, Стараясь вразумить немногих, Не внявших вестнику добра: Душой погибнув безвозвратно, Они за нами не пошли И обновиться благодатно Уж не хотели, не могли. В них сердце превратилось в камень, Навек оледенела кровь… Но в ком, как под золою пламень, Таились совесть и любовь, Тот жадно ждал беседы новой, С душой, уверовать готовой… Не вдруг мы поняли его, Но он учить не тяготился — Он с нами братски поделился Богатством сердца своего! Забыты буйные проказы, Наступит вечер — тишина, И стали нам его рассказы Милей разгула и вина. Пусть речь его была сурова И не блистала красотой, Но обладал он тайной слова, Доступного душе живой. Не на коне, не за сохою — Провел он свой недолгий век В труде ученья, но душою, Как мы, был русский человек. Он не жалел, что мы не немцы, Он говорил: «Во многом нас Опередили иноземцы, Но мы догоним в добрый час! Лишь бог помог бы русской груди Вздохнуть пошире, повольней — Покажет Русь, что есть в ней люди, Что есть грядущее у ней. Она не знает середины — Черна — куда ни погляди! Но не проел до сердцевины Ее порок. В ее груди Бежит поток живой и чистый Еще немых народных сил: Так под корой Сибири льдистой Золотоносных много жил». Его пленяло солнце юга — Там море ласково шумит, Но слаще северная вьюга И больше сердцу говорит. При слове «Русь», бывало, встанет — Он помнил, он любил ее, Заговоривши про нее — До поздней ночи не устанет…
