— За нами скорее всего наблюдают, — уточнил он. — Пусть видят, что мы хотим перепихнуться и больше ничего.
Змей отпустил, и Вика шарахнулась к двери. Он спокойно уселся в качалку"
— Правда не врешь? — остановилась она.
— Спасибо за все и уезжай, если своего боишься. — Змей показал на ухо, давая понять, что «своего» упомянул для микрофонов, после чего как ни в чем не бывало встал и отпер дверь в дом.
Хлюпая носом, Вика пошла за ним.
В спальне врубили музыку, и Змей стал перебирать свою коллекцию порнухи, выискивая запись на русском, без «дас ист фантастиш» и «фак ми!». Вика смотрела во все глаза. При ней в доме было две-три такие кассеты, и те приволок Игорь, пряча от подрастающей Наташки.
— Стареешь? — спросила она, и Змей кивком подтвердил: пожалуй, да. Танька, обладавшая столь обожаемой мужчинами толикой блядства, в постели дала бы Вике сто очков вперед, но с Викой ему было лучше, и все тут. Другой причины тому, кроме возраста. Змей не видел.
Под вопли «Еще!», сотрясавшие дом, они спустились в гараж. Орудуя саперной лопаткой. Змей замешал в тазу цементный раствор. Разговаривать он запретил и таз взял полиэтиленовый, чтобы не лязгала лопатка. Вика в один слой разложила пакеты из рюкзака на дне ремонтной ямы, накрыла полиэтиленом, и Змей стал подавать ей кирпичи. В свое время бережливая Танька притащила их со двора и, чтобы не занимали места, соорудила штабельки по углам и вдоль стен. Змей снял с каждого штабелька верхний ряд, этого хватило, чтобы выложить дно ямы, а кирпичей как будто не стало меньше.
Дно забетонировали; одного таза раствора не хватило, Змей еще пять раз намешивал новую порцию, спускался в яму и разравнивал бетон гладилкой. Схватится — и хрен они простучат, через кирпичи-то… Он представил, как его пакетики лежат под новым полом, аккуратные, одинаковые — тридцать три мины под немаленьких людей, которых держал за хрип Безымянный… Стоп! Змей отлично помнил, что Вика уложила пакеты в два ряда, по ширине ямы, и ряды были полными. Тридцать два получается. Посмотрел в рюкзаке, валявшемся у колеса «Нивы», — вот он, тридцать третий лишний. Пусть живет, решил Змей и взял последний пакет с собой.
Первым делом он выключил порнуху — стоны из спальни продолжались уже сорок минут и могли вызвать подозрение. Вика, валяя дурака, испустила финальный сладостный вопль.
— Отдыхай, — подмигнул ей Змей и стал растапливать камин.
Лишний пакет был непрозрачный, как и прочие, с фирменным знаком какого-то благотворительного фонда: глобус и улыбающиеся детские рожицы. Помнится, Барсук привозил в таких помидоры из своих теплиц, а Танька их припрятывала по мухосранской привычке. Забавно, если в пакете окажется компромат на Тарковского. Змей не стал проверять: решил так решил — пусть живет, кто бы это ни был. Но приговоренные к сожжению документы все равно пришлось вынуть из пакета, чтобы не воняло сожженным полиэтиленом, и, уже бросив заклеенный конверт в огонь, Змей не удержался, перевернул его кочергой. Адресован он был в военмедуправление и, стало быть, содержал компромат на Барсука. Что ж, ему всегда везло.
— Я поеду, — сказала Вика. — Тебя подвезти?
— Нет, останусь. — Змею нужно было вымыть лопатку и таз, подождать, пока не схватится раствор, украсить свежий бетон пятном-другим пролитого масла — словом, сделать все леге артис <По законам искусства.>, как сказал бы Безымянный, любивший щегольнуть латынью (подразумевалось, что он окончил юрфак).
— Ну, хоть до ворот меня проводи.
Змей кивнул: хочешь спросить? Отвечу, только очень коротко, пока до ворот доедем.
Прежним порядком — через двор, а не в боковую дверь, соединявшую дом с гаражом, — вошли к остывшей «Ниве». Вика запустила прогреваться мотор, и под шумок они поставили на место снаряд. Никто в эту дверь не ходил, господа соглядатаи. Трахались мы.
— Жду разъяснений, — сказала Вика, выводя «Ниву» из гаража.
— Мой архив. Как помру, достанешь… — Змей подумал, что самая свистопляска и начнется, когда он помрет.
Люди Тарковского будут искать архив. — ..Через месяц, а лучше через полгода — смотри по обстоятельствам, кто дачу сумеет отхомякать. На вот. — Он сунул Вике ключи, всю связку.
— Зачем это?
— Чтобы ты смогла достать архив, никого не спрашивая. Поверь, так надо. Потом сама поймешь.
— А мужу я что скажу?
— Сейчас — ничего. Придете за архивом, тогда скажешь. Вдвоем приходите: бетон мы тонко положили, но тебе одной не взломать. Уверяю тебя, он обрадуется, когда увидит, что в этих пакетах.
— Совсем забронзовел, сочинитель Кадышев? Думаешь, твои отрывки будут печатать под рубрикой «Из наследия классика»?
— Будут, — убежденно сказал Змей. — А если твой решит сам попользоваться, я тоже не возражаю. Так и передай: Большой Змей не возражал, чтобы ты сам этим попользовался. Не забудешь?
— Не забуду.
Машина уже стояла у ворот. Змей вышел, открыл коробочку с пусковой кнопкой оставленным себе запасным ключом и, пока воротина отползала под визг мотора, наклонился к сидевшей за рулем Вике и поцеловал ее в губы.
— Это чтобы они видели, — шепнул он, хотя бывшая жена и так не возражала.
ФОТО ДЛЯ БАБЫ ПАШИ
В это было трудно поверить, но спасатели помогли Любке: в тот же вечер она притащила к себе конопатого парня, выглядевшего самое большее на двадцать восемь лет. У него был похожий на Любкин крупный нос, пористый, как апельсиновая кожура, и волосы тоже Любкины — рыжие, торчащие дыбом космы. Нога, будто в клетке, сидела в проволочном аппарате Илизарова, но парень держался молодцом: опираясь на Любку, танцевал под Элвиса Пресли, а когда Татьяна сказала: «Пойду поставлю чайник», первым заскакал по стеночке на кухню.
— Неужели подполковник? — шепнула Татьяна Любке. — Сколько же ему?
— Как мне, тридцать, — с вызовом ответила Могила.
Ей было тридцать четыре.
Татьяна из приличия выпила с рыжей парочкой чашку чаю и ушла.
Всю ночь за стеной сладко пел Элвис, рычал подполковник и жутко, как будто ее убивали, стонала Любка.
Соседка сверху завистливо стучала по батарее.
Вернувшись от однозначного мнения «шарлатаны!» к «а вдруг в этом что-то есть?», Татьяна ходила советоваться к электронщикам, которые обслуживали физиотерапию. Нарисовала установку голливудского профессора, и ей навскидку назвали аж три способа, как заставить чашки весов колебаться. Увы, чудо было скорее всего надувательством.
Она продолжала звонить Змею, Змей продолжал скрываться. Надо было искать настоящую ведьму, которая научилась ведовству не по книжкам, а от бабки (а та — от своей бабки) и сама верила бы в то, что делает. Может быть, она и Татьяну заставит поверить в свой наговор, присуху и во что угодно еще. Вера — и есть результат всех чудес. Татьяна поняла это, глядя на Любку. Обманули ее?
Похоже. Добилась она своего подполковника? Несомненно. А если бы Любка не поверила обману, то добилась бы? Вряд ли. Значит, получается, что ее как бы и не обманули, а дали уверенность в себе!
Беззлобно называя Татьяну «провинцией», уверовавшая в науку Любка согласилась переговорить с некой бабой Пашей, известной на весь Волоколамский район.
Переговорить оказалось проще всего: у деревенской ведуньи имелся сотовый телефон. В перечне оказываемых ею колдовских услуг значились и приворот, и более сильная присуха, однако сама баба Паша прибегать к ним не советовала. Мешая просторечные слова с медицинскими терминами, она объяснила, что меры эти крайние и сильно угнетают психику привораживаемого (присушиваемого). Для начала Татьяне
