— Но, Сигрид, _ срывающимся голосом проговорил он, — на такое способен каждый. Честное слово. Тут все дело в сроке. Несколько недель. Месяц-другой… Старые привычки умирают с трудом.
— Но все же умирают.
Однако это его не убедило.
Тенгвальд поднял руку и начал рассеянно поглаживать лоб.
— Я понимаю, к чему вы клоните, и очень благодарен вам за поддержку. Но согласиться с вами не могу. Разве вы никогда не слышали старую пословицу о том, что яблоко от яблони недалеко падает?
Изумленная Сигрид широко раскрыла глаза.
— Подумайте сами, что вы говорите! Да как у вас язык поворачивается? Вспомните Амалию. Вы выросли с ней в одном доме. В одной и той же обстановке.
Он положил руку на валик дивана.
— Почему это вдруг стало так важно? Я прекрасно жил один…
— Тенгвальд, это важно потому, что один вы жили вовсе не прекрасно, — ответила Сигрид.
Его тело внезапно напряглось. Похоже, это замечание ему радости не доставило. Если она правильно поняла выражение его лица, Тенгвальд решил, что его в чем-то обвиняют.
Испугавшись, что он окончательно рассердится, Сигрид быстро объяснила:
— Я хочу сказать вот что… Мне кажется, что до приезда детей вам здесь жилось… довольно одиноко. Вы проводили время со своими растениями, вели исследования… Вы отгородились от людей. Стали отшельником. Это неестественно. И неправильно.
— Подождите минутку, — ощетинился Тенгвальд. — Я вовсе не отшельник. Я встречался с людьми. Амалия знакомила меня со своими подругами.
Лицо Сигрид приняло ироническое выражение.
— Несколько случайных свиданий с женщинами, которых вам навязывали… Разве это жизнь?
— Сигрид, мне подходит такая жизнь. Это именно то, что мне нужно.
О Боже, он все-таки рассердился… Это в ее намерения не входило.
— Тенгвальд, послушайте… Я сказала это совсем не для того, чтобы вас обидеть. Мне хотелось, чтобы вы были счастливы. Я видела, как вы общаетесь с Ловисой и Лоттой. Вы их любите.
От возбуждения у него запульсировала жилка на виске. Его глаза сузились.
— Конечно, я их люблю. Это мои племянницы, дети моей сестры. Замечательные девочки. Настоящее Божье благословение. Но это не значит, что я могу жениться и растить детей. Я не создан для того, чтобы быть отцом! — сердито выпалил он.
Стало ясно, что ситуация, в которой очутился Тенгвальд, ему чрезвычайно не нравилась. Даже если он сам не сознавал этого.
— Можете мне поверить.
Эти слова заставили Сигрид вспомнить, что теперь она верит ему, причем полностью. Тенгвальд сделал для этого очень многое.
— А вы можете поверить мне, — мягко, но решительно ответила она.
После этих слов его гнев пошел на убыль. Тенгвальд откинулся на спинку дивана и начал ждать продолжения. И Сигрид его не разочаровала.
— Вы говорили, что отец никогда не уделял вам времени. Никогда не обращал на вас внимания. Ни разу не играл с вами. — Она облизала губы. — А я собственными глазами видела, как вы играли с девочками. Учили их плавать. Бегали с ними по двору. Придумывали для них все новые и новые игры. И это доставляло вам удовольствие. Если вам было весело с Ловисой и Лоттой, то насколько приятнее вам было бы проводить время с собственными детьми? — закончила она.
Похоже, этот вопрос привел его в замешательство. Он уставился в дальний угол комнаты.
— Тенгвальд…
Сигрид умолкла. Он наверняка посмотрит на нее, когда она заговорит снова. То, что она собиралась сказать, было очень важно. Ее ожидания оправдались: стоило ей продолжить, как он обернулся.
— Вы выкроили время для этих детей. И продолжаете его выкраивать. Разговариваете с ними. Более того, вы слушаете их. Благодаря вам девочки знают, что их любят и ценят. И вы делаете это вовсе не из чувства долга или по обязанности, а потому что сами хотите этого. Вы понимаете их. Знаете, что им нужно. А что было бы, если бы вы приходились им отцом, а не дядей?
Тенгвальд затаил дыхание.
— Я понимаю вашу тревогу. Вы боитесь, что это долго не протянется, — тихо сказала Сигрид. — Но я думаю, что в этом нет ничего сложного. Все дело в равновесии. В равновесии между любимой работой и семейной жизнью. С Лоттой и Ловисой у вас все выходит замечательно. И если… если у вас будет своя семья… вы легко с этим справитесь.
После ее слов воцарилось молчание. Тенгвальд потер подбородок большим и указательным пальцем, потом опустил руку и положил ее на колени.
— Не знаю, что и сказать.
Сигрид улыбнулась.
— Не говорите ничего. Я хочу только одного: чтобы вы прислушались к моим словам. — Внезапно она почувствовала неимоверную усталость и вздохнула. — И просто… как следует подумали.
Именно этим он сейчас и занимался. Впрочем, как и сама Сигрид.
Неужели Тенгвальд считает ее человеком, к словам которого следует прислушаться?
Все дело во внешности. Разве она плохо усвоила этот урок? Тенгвальд и представления не имеет, что она мошенница. Самозванка. Принимает видимость за действительность. Уважает ее. Считает компетентной. Знающей. Он сам так сказал. Ловко она его одурачила. Обвела вокруг пальца.
Но именно благодаря этому Тенгвальд обратит внимание на ее слова. Прислушается к ее совету. А там… кто знает? Подарок, который она сделала ему сегодня вечером, может полностью изменить образ его мыслей… его самооценку… его отношение к любви и браку.
А в конечном счете — всю его жизнь.
…Тенгвальд изучил последний поднос с растениями, тщательно записав в дневник наблюдений количество бутонов на каждом стебле. Как он и рассчитывал, в данной группе растений оно было удвоенным. Через несколько дней на этих стеблях распустятся цветы. Препарат, который не смогли создать лучшие испанские агрохимики, делал свое дело.
Эта мысль заставила его широко улыбнуться и откинуться на спинку кресла. Эксперименты шли успешно, и новый препарат обещал сделать его богатым человеком.
Может быть, и отец гордился бы мной, подумал он. Но для самого Тенгвальда куда больше значило, что он создал себе имя в научном мире. Это чувство согревало ему душу.
Весть о том, что он действительно создал вещество, не имеющее себе равных, доставила ему огромное удовлетворение. А то, что эту новость сообщила ему Сигрид, немного знавшая испанский, радость Тенгвальда только усилило.
Он закрыл журнал наблюдений, небрежно сунул ручку в нагрудный карман рубашки и поставил поднос в ростовую камеру рядом с другими побегами, находившимися на разных стадиях развития.
Пламенный поцелуй, которым они с Сигрид обменялись три дня назад, потряс его до глубины души. Страсть заключила обоих в свои жаркие объятия. Еще немного, и они потеряли бы голову.
Однако уважение к Сигрид, дорожившей своими жизненными принципами, в конце концов победило, и Тенгвальд сумел одолеть овладевшее им наваждение.
О Боже, как это было трудно… Прикасаться к ней, обнимать ее, ощущать вкус ее губ… Этот вкус ему не забыть никогда.
Он вспоминал тот сладкий миг и одновременно наводил строгий порядок на письменном столе. Когда Тенгвальд выключил свет в лаборатории, тщательно запер дверь и через газон пошел к дому, на его губах продолжала играть блаженная улыбка.
По лазурно-голубому небу плыли пушистые облака, и он замедлил шаг, чтобы полюбоваться этим зрелищем. Вода в бухте отражала солнечные лучи и сияла, как миллион бриллиантов на зелено-голубом бархате.
Интересно, чем сегодня занимались девочки? Какие истории они расскажут во время обеда? Потом Тенгвальд подумал о прекрасном лице Сигрид, и его улыбка стала еще шире.
