Он печатает еще минут пять и, не поворачиваясь ко мне, говорит:
– А может, ты предпочтешь провести выходные со мной? Вылетишь ночным рейсом и вернешься в понедельник прямо на занятия?
Когда-то я с радостью ухватилась бы за такое предложение. Поначалу, когда я путешествовала вместе с ним, мы стремились облазать все интересные объекты в местах наших поездок, но когда он стал важной шишкой в своей фирме, то работа захватила его целиком, и мне уже приходилось либо одной слоняться по улицам, либо торчать в номере отеля, почитывая книги.
– Мне надо подготовиться к лекциям, – говорю я.
– Отлично. Мое дело предложить. Последние следы прежнего, молодого Дэвида постепенно исчезают, пока он пьет кофе и, сделав пару телефонных звонков, складывает бумаги в портфель. Спустя несколько минут он исчезает, его и дух простыл. Возможно, он не попрощался со мной, потому что мои глаза закрыты.
Вытянувшись на постели, я думаю о том, как Скарлет О'Хара улыбалась утром Рэту Батлеру, после того как он отнес ее на руках вверх по лестнице. Только у них все было по-другому, ведь я знаю, что не люблю своего мужа. Я даже не уверена, что вообще любила его.
Открыв ящик прикроватной тумбочки, я обнаруживаю «Путеводитель по Атланте», который сообщает мне, что изваяния Каменной Горы воздают честь южным генералам.[17] Я подумываю, не съездить ли посмотреть на них, взяв напрокат машину. Но меня больше привлекает идея остаться в постели. Воспользовавшись дистанционным управлением, я включаю телевизор и обнаруживаю, что по платному каналу показывают «Милю лунного света». В полудреме я посматриваю на экран. Хоффман и Сарандон, как обычно, удивительно хороши. Молодые, незнакомые мне актеры играют довольно бесцветно. Вот если бы сейчас со мной был Питер, мы обсудили бы то, что можно было бы изменить.
Около полудня я звоню в авиакомпанию. У них множество рейсов на Бостон. В том же ящике лежит бумага для заметок с названием и адресом отеля. Я выуживаю из сумки авторучку.
Милый Дэвид, у меня много дел, и я решила отправиться на выходные домой. Желаю тебе удачного завершения командировки.
Я.
Преимуществом путешествия налегке является то, что сборы занимают минимальное время. Консьерж заказывает такси.
По пути в аэропорт я обращаю внимание на людей в шортах, играющих в теннис. Такси мирно шуршит мимо садиков с цветущими анютиными глазками. Стоит такая теплынь, что я даже не надеваю пальто.
После приземления в Бостоне мне пришлось напялить не только пальто, но и шарф, шляпу и перчатки, поскольку там валил снег. Моей машине, брошенной на открытой стоянке, не нравится, что ее потревожили, и она начинает чихать. Наконец, сменив гнев на милость, она заводится, и я смахиваю «дворниками» снег с лобового стекла.
Мне хочется увидеть Питера, и я еду к нему. Его нет дома. Я вхожу в его квартиру. Поступая так, я всегда беспокоюсь, что, возможно, он тайно привел к себе другую женщину, которая сейчас дремлет в его постели. Он не дал бы мне ключ, если бы собирался приглашать кого-то.
Собака Питера, пронесясь мимо меня, опрокидывается в снег. Она резвится, подбрасывая его мордой в воздух. Когда я зову ее обратно, она сначала игриво припадает к земле, а уж потом бежит ко мне. Босси выглядит поседевшей, пока не стряхивает снег с шерсти. От холода у меня замерзают ноги.
– А кормил ли тебя твой хозяин?
Она хватает зубами свою миску и ставит передо мной. Я открываю ей банку «Альпо». Она с благодарностью чавкает, заглатывая корм.
В восемь часов я достаю маленький телевизор из кладовки, где Питер хранит его. Мы подшучиваем, что у него в доме гулящий телевизор. На экране маячит женщина, показывающая, как отделать столик под мрамор. Просмотрев возможные варианты, я останавливаюсь на общеобразовательном некоммерческом канале, где идет повторный показ передачи «История английского языка», но засыпаю, когда к английскому языку начинает примешиваться афро-американский акцент.
Уже за полночь около кровати появляется Питер.
– Привет! – Его голос очень нежен. – Я смотрел, как ты спишь. – Присаживаясь рядом, он касается губами моего лба. От Питера пахнет пивом и мускусным лосьоном после бритья.
Я морщу нос, а он говорит:
– Я отработал сегодня вечером за Мухаммеда, потому что он собирался на свидание, но она отправила его восвояси. Он вернулся весь несчастный, и мы завалились к Флану О'Брайену. Я слегка выпил.
Я уже догадалась об этом по тому, как он старательно выговаривал слова.
– Если вы оба ушли, то кто же остался в киоске?
– А я недавно взял ученика. Мы так давно не виделись, что у меня не было возможности рассказать тебе об этом. – Это говорится не в качестве обвинения. Рассказывая о новом помощнике, у которого, по его мнению, вряд ли пойдет дело, он сбрасывает верхнюю одежду и падает на кровать в трусах, футболке и одном носке. Мы прижимаемся друг к другу, и он мгновенно проваливается в сон.
Последнее время я так много спала, что, проснувшись сейчас, не могу заснуть. Часы на тумбочке показывают три часа ночи. Их стрелки подсвечиваются лунным светом. Питер нашел эти часы в мусорном контейнере и отнес к часовщику, который сумел заменить механизм.
На кровать заползает Босси. Когда я ночую здесь, ей положено оставаться на полу. Но она дожидается своего часа, и когда считает, что мы уже спим, присоединяется к нам. Я уверена, что она считает меня незваной гостьей.
В пять утра я проскальзываю в ванную с привычным уже позывом к тошноте, потом иду на кухню и готовлю на скорую руку тосты с корицей и чай. Наливаю два стакана томатного сока. Порывшись в стенном шкафу, нахожу медную узкую вазочку. Выйдя на улицу, я срезаю сосновую лапку для этой вазы. На обратном пути захватываю с крыльца «Бостон Глоуб». Расставив все на подносе, я добавляю пару собачьих галет и несу все наверх.
Босси, разумеется, уже заняла мое место на кровати.
– Просыпайся, – говорю я. Она сползает на пол.
Питер стонет:
– О женщина, дай мне поспать. Я умираю.
– Тебе работу к шести. Так что, ежели ты еще не умер… то просыпайся. – Я подсовываю ему томатный сок.
– Сегодня Мухаммед работает один целый день.
Он берет сок и, сморщившись, делает глоток. Отставив поднос в сторону, он встает, чтобы умыться и почистить зубы. Закутавшись в лоскутное одеяло, я сижу у окна в кресле-качалке, хрупаю подсушенным хлебцем, пью сок и чай. Одежда Питера разбросана по полу.
Он залезает обратно в кровать и призывно приподнимает покрывало, чтобы я могла присоединиться к нему. Я присоединяюсь. Едва я оказываюсь рядом с ним, он расстегивает мою рубашку и щекочет языком мои соски, зная, как я возбуждаюсь от такой ласки. Спустя много времени, вернувшись из мира наслаждений, мы долго лежим обнявшись и смеемся по любому поводу. Оргазм не является самоцелью наших любовных игр. Мы просто наслаждаемся нашей близостью.
Приняв душ и одевшись, Питер заваривает мне чай. Я пью его за кухонным столом. Этот стол он нашел оставленным для мусорщиков на тротуаре, именно такое происхождение имеет большая часть мебели в его доме. Мы вместе заново отполировали этот стол. Я вожу пальцем по гладким древесным волокнам, пока он моет тарелки.
– Я переживал, что ты захочешь уйти от меня, – говорит он, не оборачиваясь. – Может, потому и перебрал вчера.
– Прощаю, прощаю, – говорю я.
– Правда, Лиз. Я испугался, что это конец. – Он поворачивается и смотрит на меня.
– А куда бы ты хотел сегодня сходить, Питер? – Внутри у меня вдруг все задрожало. И его слова тут совершенно ни при чем, просто настало время для решительного поступка с моей стороны – для принятия решения. Необходимо произнести решительное слово на букву Р. Я понимаю, что растущий во мне ребенок отнял у меня право на промедление, но понимание и действие – две разные вещи.
