Я хочу не бегать в туалет каждые пять минут.
Я хочу быть стройной.
Боги покарали меня за мое самодовольство и неизменную гордость плоским животом. Я смотрю передачу «Колесо фортуны». Я так поглощена созерцанием живота Ванны, что не могу придумать ни одного ответа. Обычно я все легко угадывала. Мать любит «Колесо фортуны». До ее отъезда в Аризону мы смотрели его вместе. Я отгадывала ответы на вопросы раньше нее, и она говорила:
– Ох, Лиз, какая же ты сообразительная.
А может, бывает предродовая депрессия? Может, мне написать книгу на эту тему? Я представляю, как рассказываю Опре Уинфрей об этом феномене, неизвестном мировой гинекологии. В моих мечтах я стройная, худая, тощая – прямо как страдающие анорексией.
Джуди приносит мне запись с гимнастикой Джейн Фонды, которой она занималась не только до развода с Тедом Тернером, но и до выхода за него замуж.
– Это вселит в тебя надежду.
Мы смотрим, как Джейн демонстрирует закидывание ног за голову.
– Может, она и правда стремилась порвать яремную вену, чтобы подвязывать ею волосы?
– Ничего такого на занятиях не бывает. Все через это прошли, – говорит Джуди. – Откуда ты знаешь об этом?
Я понимаю, что она хочет отвлечь меня, потому что видела, что она таким же образом отвлекает Сашу и Сейбл.
– Кэрол поговорила с адвокатами Мелиссы, которым удалось пообщаться с адвокатами колледжа. Она почти готова предъявить им иск и повестку. Тогда мы сможем побеседовать с девушками, написавшими эти отзывы.
– А что, если Бейкер расстроит ваши планы? – спрашивает Джуди.
– Он будет вынужден объяснить, почему меня уволили.
Джуди недоумевающее качает головой, и я знаю, что ей по-прежнему не понятно, почему Мэри написала и подписала отрицательный отзыв. Мы обсуждали все это уже слишком долго, чтобы вновь возвращаться к этой теме.
Мне не понятно, почему члены Совета не идут на уступки, почему продолжают сплачивать ряды, отстаивая версию несправедливого обвинения в сексуальных домогательствах. Они неизменно отрицают, что увольняли преподавателей, вставших на сторону Мелиссы. Они твердо стоят на своем, несмотря на недоброжелательную прессу, уменьшение пожертвований бывших выпускников и минимальное количество абитуриентов за всю историю колледжа. Два шейха забрали из колледжа своих дочерей вместе с обещаниями щедрых вкладов. Все это мы узнали благодаря разведывательной сети Тины.
После ухода Джуди послеполуденная жара возносит мое уже и без того скверное, исполненное жалости к себе, настроение на новую высоту – или я опускаюсь еще ниже?
Мои груди начинают подтекать. Как медицинские подкованная особа, я должна была ожидать этого, но забыла. «Мне хочется сухих сосков», – добавилось к литании моих желаний.
Я не послушалась рекомендаций моего врача относительно покупки бюстгальтера. Теперь у меня появился новый районный доктор. Если бы он посмотрел внимательно, то обнаружил бы, что даже на девятом месяце мои груди едва пополнели и для них нужны будут чашечки самого маленького размера. Невзирая на жару, я решаю отправиться на охоту за бюстгальтерами.
Питер приходит домой с работы и говорит:
– По-моему, тебе лучше не стоит сейчас садиться за руль.
– Ты… ты… ты шовинист, деспот, нахал! – визгливо выкрикиваю я.
Он молча и внимательно смотрит на меня, потом вручает мне ключи. Я бросаюсь к двери со всей стремительностью, на которую способна беременная кашалотиха. Впервые за последние три недели пытаясь втиснуться за руль, я осознаю, что езда будет небезопасной. Уговорив себя вылезти из машины, я топаю обратно в дом, хлопаю дверью и бросаю в Питера ключи.
Он ловит их на лету, словно бейсбольный мяч. Ничего не сказав – ни «до свидания», ни «до скорого», ни «я вернусь через часок», – он уходит, бог знает куда, тихо прикрыв за собой дверь, – более действенный ответ на мою вспышку раздражения, чем любые слова. Я вся вспотела – отчасти от злости, а отчасти от того, что температура перевалила за 26 градусов. А пока только девять утра.
Джуди спасает меня, предложив провезти по магазинам. Когда ее розовый, как лосось, «жук», пыхтя, подруливает к нашему дому, я втискиваюсь внутрь, и мой живот упирается в бардачок. Если она даст по тормозам, то Хлоя, возможно, станет подобием оладушка между моим позвоночником и этой приборной доской.
Спидометр ее букашки уже трижды отсчитал предельно возможный пробег для этого транспортного средства. У него нет даже индикатора уровня топлива. Когда у нас явно кончается бензин, Джуди пинает какой-то рычаг на полу, используя последние капли горючего. Мы заправляемся на бензозаправке, спасая две целых и девять десятых человеческой жизни от превращения в жаркое на радость каннибалам.
В магазине я примеряю белый хлопчатобумажный бюстгальтер. Мне вспоминается кружевное белье, которое я купила, начав спать с Питером. Я утешаюсь тем, что оно останется чистым, хотя это весьма сомнительное утешение, учитывая, что на меня вместе с моим инородным обитателем все равно ничего не налезает.
Разглядывая себя в трех зеркальных стенах примерочной кабинки, я замечаю темную полоску, поднимающуюся от лобковых волос к пупку. Очередная неприятность – теперь я уподобилась еще и полосатому скунсу.
На обратном пути Джуди спрашивает, давно ли мы с Питером стали друзьями. Я говорю, что ужасно давно.
– Тогда ты знаешь, что я понимаю под дружбой. Ты заметила, что последние пару недель в твоем лексиконе преобладает слово «ненавижу»? Это совсем не похоже на тебя.
Я говорю, что она права. Я ненавижу мое подтекающее, потеющее от жары и раздувшееся тело. Я ненавижу ожидание появления на свет моей дочери. Я ненавижу ожидание развода. И больше всего я ненавижу ощущение того, что все вышло из-под контроля. И усугубляется это ощущение реальными жизненными обстоятельствами.
Через два дня после приобретения мною лифчика мы с Питером отправляемся в гости. Студенты-медики, часто заглядывающие в киоск Питера, устраивают своеобразное угощение из разряда «чем богаты, тем и рады».
Вообще-то мне не хочется идти, но когда Питер произносит магические слова: «Кондиционеры в квар…», я тяжело поднимаюсь из кресла еще до того, как он добавляет: «…тире».
Стоит такая жарища, что есть почти не хочется. Я прибавила только четырнадцать из восемнадцати фунтов, предписанных мне доктором. В этой прохладной квартире все закуски пахнут на редкость соблазнительно. Стратегически пристроив мою тарелку, я нагружаю в нее зерновую запеканку и добавляю увесистые ломти жареной говядины.
– Попробуйте салат таббулей. Потрясающе вкусный, – говорит кто-то.
Обернувшись, я вижу женщину. Высокую блондинку. СТРОЙНУЮ!!! До этого, как я слышала, как она говорила что-то о рождении новой жизни.
– Может быть, позже, – говорю я.
– Это скоро кончится, – говорит она. – Стоит вкусить Христовых даров.
– Это не значит, что они исходят от Христа. Мой любовник готовит их, когда мне угодно. А вот муж мой вовсе не умеет делать приличный таббулей.
Она смотрит на мой живот и ретируется.
Совершенно шокированная собственными дурными манерами, я ищу Питера. Он разговаривает в компании мужчин. От его слов мне становится совсем плохо.
Даже к полуночи температура не опускается ниже 18 градусов. Когда мы с Питером идем домой – вернее, он идет, а я ковыляю как гусыня – я говорю:
– Тебе не стоило жаловаться на меня.
– Я и не жаловался.
– А кто говорил, что тебе хотелось бы, чтобы мы были женаты, чтобы иметь удовольствие развестись со
