произнеся ни слова, пошел в комнаты. У Дэзи словно что-то быстрее завертелось внутри, она снова наклонилась ко мне и сказала напевньм, льющимся голосом:
— Ах, Ник, если б ты знал, как мне приятно видеть тебя за этим столом. Ты похож на… на розу. Ведь правда? — обратилась она к мисс Бейкер за подтверждением. — Он настоящая роза.
Это был чистый вздор. Во мне нет ничего, даже отдаленно напоминающего розу. Она сболтнула первое, что пришло в голову, но от нее веяло лихорадочным теплом, как будто душа ее рвалась наружу под прикрытием этих неожиданных, огорошивающих слов. И вдруг она бросила салфетку на стол, попросила извинить ее и тоже ушла в комнаты.
Мы с мисс Бейкер обменялись короткими, ничего не выражающими взглядами. Я было хотел заговорить, но она вся подобралась на стуле и предостерегающе цыкнула в мою сторону. Из-за двери глухо доносился чей-то взволнованный голос, и мисс Бейкер, вытянув шею, совершенно беззастенчиво вслушивалась. Голос задрожал где-то на грани внятности, упал почти до шепота, запальчиво вскинулся и совсем затих.
— Этот мистер Гэтсби, о котором вы упоминали, он мой сосед… — начал я.
— Молчите. Я хочу слышать, что там происходит.
— А там что-то происходит? — простодушно спросил я.
— Вы что же, ничего не знаете? — искренне удивилась мисс Бейкер. — Я была уверена, что все знают.
— Я не знаю.
— Ну, в общем … — Она замялась. — У Тома есть какая-то особа в Нью-Йорке.
— Какая-то особа? — растерянно повторил я.
Мисс Бейкер кивнула.
— Могла бы, между прочим, иметь каплю совести и не звонить ему домой в обеденное время. Верно?
Пока я силился уразуметь смысл услышанного, в дверях зашелестело платье, скрипнули кожаные подошвы — и хозяева дома вернулись к столу.
— Неотложное дело! — нарочито весело воскликнула Дэзи.
Она уселась на свое место, метнула испытующий взгляд на мисс Бейкер, потом на меня и продолжала как ни в чем не бывало:
— Я на минутку выглянула в сад, там сейчас все так романтично. В кустах поет птица, по-моему, это соловей — он, наверно, прибыл с последним трансатлантическим рейсом. И так поет, так поет… — Она и сама почти пела, не говорила. — Ну разве не романтично, Том, скажи?
— Да, сплошная романтика, — сказал он и, словно ища спасенья, повернулся ко мне: — После обеда, если еще не совсем стемнеет, поведу тебя посмотреть лошадей.
Опять затрещал телефонный звонок; Дэзи, глядя на Тома, решительно покачала головой, и разговор о лошадях, да и весь вообще разговор повис в воздухе. Среди осколков последних пяти минут, проведенных за столом, мне запомнились огоньки свечей — их почему-то опять зажгли — и мучившее меня желание в упор смотреть на всех остальных, но так, чтобы ни с кем не встретиться взглядом. Не знаю, о чем думали в это время Дэзи и Том, но даже мисс Бейкер с ее очевидной скептической закалкой едва ли удавалось не замечать трескучей стальной навязчивости этого пятого среди нас. Кому-нибудь другому вся ситуация могла показаться заманчиво пикантной, — но у меня было такое чувство, что необходимо срочно вызвать полицию.
Понятно само собой, что о лошадях больше и речи не было. Том и мисс Бейкер вернулись в библиотеку, словно бы для сумеречного бдения над невидимым, но вполне материальным покойником, а я, притворяясь светски оживленным и слегка тугим на ухо, шел вместе с Дэзи цепью сообщающихся балконов вокруг дома, пока эта прогулка не привела нас к центральной веранде, где было уже совсем темно. Там мы и уселись рядом на плетеном диванчике.
Дэзи прижала обе ладони к лицу, словно проверяя на ощупь его точеный овал, а глазами все пристальней, все напряженней впивалась в бархатистый полумрак. Я видел ее волнение, с которым она не в силах была совладать, и попытался отвлечь ее расспросами о дочке.
— Мы с тобой хоть и родственники, а мало знаем друг друга, Ник, — неожиданно сказала она. — Ты даже на свадьбе у меня не был.
— Я тогда еще не вернулся с войны.
— Да, верно. — Она помолчала. — Знаешь, Ник, мне очень много пришлось пережить, и я теперь как-то ни во что не верю.
Судя по всему, у нее для этого были основания. Я немного подождал, но продолжения не последовало, и тогда я довольно беспомощно ухватился опять за спасительную тему о дочке.
— Она, должно быть, уже разговаривает, и… и ест, и все такое.
— Ну, конечно. — Она рассеянно взглянула на меня. — А хочешь знать, что я сказала, когда она родилась, Ник? Интересно тебе?
— Очень интересно.
— Это тебе поможет понять… многое. Еще и часу не прошло, как она появилась на свет, — а где был Том, бог его знает. Я очнулась после наркоза, чувствуя себя всеми брошенной и забытой, и сразу же спросила акушерку: «Мальчик или девочка?» И когда услышала, что девочка, отвернулась и заплакала. А потом говорю: «Ну и пусть. Очень рада, что девочка. Дай только бог, чтобы она выросла дурой, потому что в нашей жизни для женщины самое лучшее быть хорошенькой дурочкой».
— Я, видишь ли, думаю, что все равно на свете ничего хорошего нет, — продолжала она убежденно. — И все так думают — даже самые умные, самые передовые люди. А я не только думаю, я
Но как только отзвучал ее голос, принуждавший меня слушать и верить, я сейчас же почувствовал неправду в ее словах. Мне стало не по себе, как будто весь этот вечер был рассчитан на то, чтобы через обман и хитрость заставить меня волноваться чужим волнением. Прошла минута, и в самом деле — на прелестном лице Дэзи появилась самодовольная улыбка, словно ей удалось доказать свое право на принадлежность к привилегированному тайному обществу, к которому принадлежал и Том.
Алая комната цвела под зажженной лампой. Том сидел на одном конце длинной тахты, а мисс Бейкер, сидя на другом, читала ему вслух «Сатердей ивнинг пост» — в ее чтении все слова сливались в ровную убаюкивающую мелодию. Свет играл яркими бликами на ботинках Тома, тусклым золотом переливался в волосах мисс Бейкер, напоминавших цветом осеннюю листву, скользил по страницам, перевертываемым упругим движением сильных, мускулистых пальцев.
Увидя нас, мисс Бейкер предостерегающе подняла руку.
— «Продолжение в следующем номере», — дочитала она и отбросила журнал. Потом, дернув коленкой, самоуверенно выпрямилась и встала с тахты. — Десять часов, — объявила она, поглядев, чтобы узнать это, на потолок. — Девочке-паиньке пора в постельку.
— У Джордан завтра состязания в Уэстчестере, — пояснила Дэзи. — Ей нужно ехать туда с самого утра.
— Ах, так вы — Джордан Бейкер!
Теперь я понял, почему мне знакомо ее лицо, — эта капризная гримаска достаточно часто мелькала на фотографиях, иллюстрирующих спортивную хронику Ашвилла, Хот-Спрингса и Палм-Бич. Я даже слышал о ней какую-то сплетню, довольно злую и неприглядную сплетню, но подробности давно вылетели у меня из головы.
— Спокойной ночи, — проворковала она. — И пожалуйста, разбудите меня в восемь часов.
— Ведь все равно не встанешь.
— Встану. Спокойной ночи, мистер Каррауэй. Мы еще увидимся.
— Конечно, увидитесь, — подтвердила Дэзи. — Я даже думаю, не сосватать ли вас. Приезжай почаще, Ник, я буду — как это говорится? — содействовать вашему сближению. Ну, знаешь, — то нечаянно запру вас вдвоем в чулане, то отправлю на лодке в открытое море, то еще что-нибудь.
— Спокойной ночи! — крикнула уже с лестницы мисс Бейкер. — Я ничего не слыхала.
