Лилиан сидела и размышляла. Она любила смотреть на улицу, по которой шли люди, любила смотреть в горячие и скорбные глаза жизни. Наблюдая за нескончаемым людским потоком, было трудно поверить, что у каждого из этих людей — бессмертная душа. Куда она денется потом? Тленны ли души, как тленна плоть? А может быть, в такие вот вечера они, подобно теням, кружат, полные желаний, вожделения и отчаяния? Кружат, заживо разлагаясь, моля в беззвучном страхе оставить их самими собой, не превращать в удобрение, на котором взрастут души новых людей, только что бездумно зачатых за тысячами этих окон?
Наконец Жерар насытился. На закуску он съел кусок великолепного сыра пон л'эвек.
— Интересно, что столь грубый животный процесс, как поглощение поджаренных кусков трупов животных и полуразложившихся молочных продуктов, затрагивает самые поэтические струны в душе человека, заставляя его слагать гимны, — изрек Жерар. — Это всегда удивляет и утешает меня.
Лилиан засмеялась.
— Из Брешии в Брешию, — сказала она.
— Эта ясная и простая фраза хотя и не понятна для меня, но кажется мне неоспоримой. — Жерар допил кофе. — И я бы сказал даже — глубокомысленной. «Из Брешии в Брешию»! Я назову так следующий томик своих стихов. Сегодня ночью вы неразговорчивы.
— Да нет. Просто я не говорю.
Жерар кивнул.
— Я думал о том, в чем ваш секрет, о незнакомка, Клеопатра с бульвара Сен-Мишель. Ваш секрет — смерть. Не могу понять, как я, певец смерти, не догадался об этом сразу.
Лилиан засмеялась.
— Это секрет всех живых существ.
— Для вас он значит больше. Вы носите смерть, как другие носят платье, отливающее разными цветами. Это и есть ваш настоящий любовник, по сравнению с ним все остальные ничего не стоят. Вы знаете это, но стараетесь забыть, что приводит в отчаяние людей, которые хотели бы вас удержать. От смерти вы бежите к жизни.
— Это делает каждый, если он только не йог.
— Неправда. Почти ни один человек не думает о смерти, пока она не подошла к нему вплотную. Трагизм и вместе с тем ирония заключаются в том, что все люди на земле, начиная от диктатора и кончая последним нищим, ведут себя так, будто они будут жить вечно. Если бы мы постоянно жили с сознанием неизбежности смерти, мы были бы более человечными и милосердными.
— И более нетерпеливыми, отчаявшимися и боязливыми, — сказала Лилиан, смеясь.
— И более понятливыми и великодушными…
— И более эгоистичными…
— И более бескорыстными, потому что на тот свет ничего не возьмешь с собой.
— Короче говоря, мы были бы примерно такими же, какие мы сейчас.
Жерар оперся на руку.
— Все, кроме тибетских мудрецов и рассеянных по всему свету чудаков, над которыми смеются.
«Все», — хотела сказать Лилиан, но промолчала. Она вспомнила санаторий, где ничего не забывали; правда, и там смерть игнорировали, но не для того, чтобы тупо влачить свои дни, а потому что, познав неизбежность смерти, умели преодолеть свой страх.
— Кроме больных, — сказал Жерар. — Но уже через три дня после выздоровления они забывают все, что клятвенно обещали себе во время болезни.
Внезапно он взглянул на Лилиан.
— Может быть, вы тоже больны?
— Нет, — ответила Лилиан. — Удивительно, какую чепуху люди болтают иногда по ночам. А теперь мне пора идти.
— Вы всегда так говорите, а потом возвращаетесь.
Лилиан вдруг благодарно взглянула на него.
— Ведь правда? Странно, что только поэты знают такие вещи.
— Они тоже ничего не знают, они только надеются.
По набережной Гранд Огюстэн Лилиан дошла до набережной Вольтера, а потом, повернув назад, углубилась в узкие переулки. Лилиан не боялась ходить ночью одна. Она вообще не боялась людей.
Свернув на улицу Сены, она увидела, что на земле кто-то лежит. Решив, что это пьяный, она прошла было мимо, но поза женщины, которая лежала распростертой наполовину на мостовой, наполовину на тротуаре, заставила ее обернуться. Лилиан решила втащить женщину на тротуар, чтобы спасти ее от машин, которые на полной скорости выскакивали из-за угла.
Женщина была мертва. При тусклом свете фонаря Лилиан увидела открытые глаза, неподвижно устремленные на нее. Когда Лилиан приподняла женщину за плечи, голова мертвой откинулась назад и глухо ударилась о мостовую. Лилиан издала приглушенный крик: в первую секунду ей показалось, что она причинила мертвой боль. Лилиан вгляделась в ее лицо; оно было бесконечно пустым. Не зная, что предпринять, она растерянно оглянулась вокруг. В некоторых окнах еще горел свет, из большого занавешенного окна доносилась музыка. В промежутках между домами виднелось небо, очень прозрачное, синее ночное небо. Откуда-то издалека донесся крик. Лилиан увидела, что к ней приближается человек. Поколебавшись мгновение, она быстро пошла ему навстречу.
— Жерар! — удивленно воскликнула она и почувствовала глубокое облегчение. — Откуда вы узнали…
— Я шел за вами. Поэты вправе делать это в такие вот весенние вечера…
Лилиан покачала головой.
— Там лежит мертвая женщина! Пойдемте!
— Наверно, пьяная. Потеряла сознание.
— Нет, мертвая. Я знаю, как выглядят мертвые. — Лилиан почувствовала, что Жерар сопротивляется. — В чем дело?
— Не хочу ввязываться в эту историю, — сказал певец смерти.
— Не можем же мы оставить женщину на мостовой.
— А почему? Ведь она мертвая. Все дальнейшее — дело полиции. Я не желаю впутываться. И вам не советую! Могут подумать, что мы ее и убили. Пошли!
Жерар потянул Лилиан за руку. Но она не уходила. Она смотрела на лицо, которое уже ничего не знало и знало все, что было неизвестно Лилиан. Мертвая казалась покинутой всеми. Одна ее нога была подвернута и закрыта клетчатой юбкой. Лилиан видела ее чулки, коричневые ботинки, руки без перчаток, темные стриженые волосы и тонкую цепочку на шее.
— Пошли, — шептал Жерар. — Ничего, кроме неприятностей, здесь не жди! С полицией шутки плохи! Мы можем туда позвонить. Это все, что от нас требуется!
Лилиан дала себя увести. Она знала, что Жерар прав и в то же время неправ. Он шел так быстро, что она еле поспевала за ним. Дойдя до набережной, Лилиан взглянула на него: Жерар был очень бледен.
— Очутиться лицом к лицу со смертью — совсем иное, чем говорить о ней. Вы не находите? — спросила Лилиан с горькой усмешкой. — Откуда мы позвоним? Из моего отеля?
— Нас может услышать портье.
— Я пошлю его за чем-нибудь.
— Хорошо.
Портье вышел им навстречу с сияющим лицом.
— Он уже на десятом месте. Он…
Увидев Жерара, портье укоризненно замолчал.
— Это друг Клерфэ, — сказала Лилиан. — Вы правы, надо выпить за Клерфэ. Принесите бутылку шампанского. Где стоит телефон?
Портье показал на свой стол и исчез.
— Скорее, — сказала Лилиан.
Жерар уже искал номер в телефонной книге.
