— Книга устарела.
— Полиция не меняет номеров своих телефонов.
«На десятом месте, — подумала Лилиан. — Он все едет и едет из Брешии в Брешию, а в это время…»
Жерар говорил по телефону. Портье вернулся, держа в руках рюмки и бутылку. Пробка громко хлопнула: от радости портье слишком сильно взболтнул шампанское. Жерар испуганно замолчал.
— Нет, это не выстрел, — сказал он после паузы и повесил трубку.
— По-моему, вам не мешает теперь что-нибудь выпить, — заметила Лилиан. — Я не могла сообразить в ту секунду, за чем послать портье; ведь он весь вечер ждал этого поручения. Надеюсь, мы не совершим кощунства.
Покачав головой, Жерар начал жадно пить. Время от времени он посматривал на телефон. Лилиан видела, что он боится, как бы полиция не узнала, откуда звонили.
— Они решили, что здесь кто-то стрелял. Почему трагические ситуации часто бывают еще и ужасно комическими?
Лилиан протянула Жерару шампанское, чтобы он снова налил себе.
— Мне пора идти, — сказал Жерар.
— На этот раз уходите вы. Спокойной ночи, Жерар.
Жерар взглянул на шампанское.
— Я могу захватить его с собой, если вы больше не хотите пить.
— Нет, Жерар. Выбирайте что-нибудь одно.
Она видела, как он быстро выскользнул за дверь. «А теперь начинается ночь, ночь в одиночестве», — подумала Лилиан и отдала шампанское портье.
— Пейте. Приемник еще наверху?
— Конечно, мадемуазель.
Лилиан поднялась по лестнице. В темноте поблескивали стеклянные и металлические части приемника. Лилиан включила свет и некоторое время долго стояла у окна, дожидаясь, не проедет ли мимо полицейская машина. Но она так ничего и не увидела. Тогда Лилиан начала медленно раздеваться. Она колебалась, не развесить ли ей по комнате платья — своих старых союзников, но не стала этого делать. «То время, когда они могли мне помочь, миновало», — подумала Лилиан. Она не погасила свет и приняла снотворное.
Лилиан проснулась с таким чувством, будто ее с силой вышвырнуло откуда-то. Проникая сквозь занавески, лучи солнца смешивались со светом лампочки, горевшей с вечера. Телефон трезвонил во всю мочь. «Полиция», — подумала Лилиан, снимая трубку.
Звонил Клерфэ.
— Мы только что прибыли в Брешию!
— Ну да, в Брешию, — Лилиан стряхнула с себя последние остатки сна, уже канувшего в небытие. — Значит, ты доехал!
— Шестым. — Клерфэ засмеялся.
— Шестым. Это великолепно.
— Чепуха! Завтра я вернусь. А теперь надо спать. Торриани уже заснул — прямо здесь на стуле.
— Ну, спи. Хорошо, что ты позвонил.
— Поедешь со мной на Ривьеру?
— Да, любимый.
— Жди меня.
— Да, любимый.
Днем Лилиан прошлась по улице Сены. Улица выглядела как обычно. Потом Лилиан просмотрела газеты. В газетах она тоже ничего не нашла. Смерть человека была слишком незначительным событием.
— Этот дом я купил задолго до воины, — сказал Клерфэ. — Тогда можно было за бесценок скупить пол-Ривьеры. Я никогда в нем не жил. Просто приобрел кое-что из вещей и поставил их. Как видишь, вся постройка выдержана в ужасающем стиле. Но лепные украшения можно сбить, а дом модернизировать и заново обставить.
Лилиан засмеялась.
— Зачем? Ты действительно хочешь здесь жить?
— А почему бы и нет?
Из сумрачной комнаты Лилиан взглянула на темнеющий сад, на дорожки, посыпанные гравием. Моря отсюда не было видно.
— Может, когда тебе будет лет шестьдесят пять, — сказала Лилиан. — Не раньше. И ты покончишь с трудовой жизнью в Тулузе. Здесь ты сможешь вести жизнь добропорядочного французского рантье, который по воскресеньям обедает в «Отель де Пари» и время от времени заглядывает в казино.
— Сад большой, а дом можно перестроить, — сказал Клерфэ упрямо. — Деньги у меня есть. Устроители «Милле Милия» оказались щедрыми. Надеюсь, что гонки в Монако добавят к этой сумме еще что-нибудь. Почему ты считаешь, что жить здесь так уж невозможно? Где бы ты вообще хотела жить?
— Не знаю, Клерфэ.
— Но ведь это надо знать! Хотя бы приблизительно.
— А я не знаю, — сказала Лилиан, слегка растерявшись. — Нигде. Если ты хочешь где-нибудь жить, значит, ты хочешь там умереть.
— Зимой климат здесь в сто раз лучше, чем в Париже.
— Зимой! — Лилиан произнесла это таким тоном, словно она говорила о Сириусе, Стиксе или о вечности.
— Зима скоро наступит. Надо побыстрее начать перестройку, если мы собираемся закончить ее к зиме.
Лилиан огляделась вокруг. «Какой хмурый дом. Не хочу, чтобы меня здесь заперли», — подумала она и вслух спросила:
— Разве тебе не придется работать зимой в Тулузе?
— Одно другому не мешает. Я хочу, чтобы зимой ты жила в самом лучшем для тебя климате.
«Какое мне дело до климата», — подумала Лилиан и сказала с отчаянием:
— Самый лучший климат там, где санаторий.
Клерфэ посмотрел на нее.
— Тебе надо вернуться в санаторий?
Лилиан молчала.
— Ты бы хотела туда вернуться?
— Что мне на это ответить? Разве я не здесь?
— Ты советовалась с врачом? Ты вообще обращалась хоть раз здесь к врачу?
— Мне нечего советоваться с врачом.
Перед окном вдруг очень пронзительно запела какая-то птица.
— Уйдем отсюда, — внезапно сказал Клерфэ. — Когда зажигаешь этот разноцветный канделябр, электрический свет кажется ужасно унылым. Но здесь все можно переделать.
Вечер окутал стены с лепными украшениями. Лилиан облегченно вздохнула. Она чувствовала себя так, будто ей удалось спастись.
— Все дело в том, — сказал Клерфэ, — что ты не хочешь быть со мной, Лилиан! Я это знаю.
— Но ведь я с тобой, — беспомощно возразила она.
— Да, но ты ведешь себя как человек, который вот-вот уйдет.
— Разве ты сам не хотел этого?
— Возможно, но теперь больше не хочу. А ты разве хотела когда-нибудь жить со мной иначе?
— Нет, — тихо сказала Лилиан. — Но и ни с кем другим, Клерфэ.
— Почему?
