переоденься, — квакнула лягушка и в колодец вернулась.
Не поверила Аннушка. Сунула орешки обратно за пазуху, взяла ведра и снова за работу принялась. А вечером завернула орешки в чистое полотно и в сундук спрятала.
Подошло воскресенье, сестры разрядились, словно две павы и отправились в костел. Мать с отцом и вся прислуга тоже в костел ушли, лишь Аннушка дома осталась, стряпать да хозяйство сторожить. Хлопотала, хлопотала, все дела переделала, а потом села на сундук и заплакала.
— Ах, хоть бы одним глазком мне в костел заглянуть! Да разве можно идти туда в таком старом ситцевом платье? Ведь люди надо мною смеяться станут. Вот кабы лягушка правду сказала! Расколю-ка один орешек, погляжу, ведь у меня еще два останутся.
Вытерла она грубым фартуком слезы, достала из сундука орех, вытащила из кармана молоточек, да как стукнет по орешку, только треск раздался.
— А ведь не обманула! — воскликнула она, когда в скорлупке что-то блеснуло. И достала из ореха розовое платье, серебром тканное, серебрянный пояс и белую вуаль, тонкую, как паутинка. И еще достала жемчужные украшения и шитые серебром белые туфельки.
— Оденусь-ка я, да пойду загляну в костел, — решила Аннушка. Чистенько умылась и стала наряжаться. Платье сидело на ней как влитое. Вплела она в волосы нитку жемчуга, набросила на себя вуаль и, шелестя шелками, пошла по улице.
В костеле люди перед ней расступаются, вперед пропускают, думают, это благородная княжна. А как вошла Аннушка, — сестры с нее глаз не спускают, на жемчуга да на прекрасное платье незнакомой княжны пялятся. Где им догадаться, что перед ними их сестрица Аннушка-замарашка. Но был в костеле еще кто-то, кто от Аннушки глаз отвести не мог, — молодой князь, которому вокруг все земли принадлежали. Ехал он через город, зашел в костел и Аннушку увидал. И хотя сквозь вуаль не мог ее лица разглядеть, догадался, что должна быть она красавицей. Спросил одного, спросил другого, но никто о ней ничего не знает. Встал князь у дверей, дожидается, да не углядел, девушки уже и след простыл.
Дома она быстренько разделась, сложила платье в орешек, заперла сундук и поспешила на кухню, опасаясь, что очаг погас и в горшках не уварилось. Но огонь весело трещал, и обед удался на славу.
— Как все хорошо получилось! — радовалась Аннушка.
Родители и сестры домой возвратились, Аннушка их на пороге встретила.
— Вот бы и тебе сегодня в костеле побывать, поглядеть, какая там была красивая дама! — издеваются сестры над Аннушкой.
— А я ее видела, — робко улыбнулась Аннушка в ответ.
— Где же ты ее видела?
— А я сидела на нашей груше, когда она мимо шла.
В ту же минуту приказали злые сестры работнику грушу срубить.
Целую неделю ни о чем другом в доме разговору не было, только о прекрасной даме да молодом князе, что за ней поспешал и всюду ее искал.
В следующее воскресенье все снова отправились в костел.
И опять Аннушка все приготовила, умылась и пошла одеваться. Расколола второй орешек и достала платье, белое, как облако, жемчугами и бриллиантами расшитое, бриллиантовые украшения, белую вуаль и белые туфельки.
— Если сестры меня в этом платье узнают — убьют, не пожалеют. Но мне так хочется на князя взглянуть, — сказала она себе и поспешила к костелу. А люди уже стоят и ждут, появится ли снова незнакомая княжна. Увидали, учтиво поклонились и вперед пропустили. Глянула Аннушка направо, где молодой князь стоял, да поскорее отвернулась. Сердце забилось и такая тоска охватила, что уж лучше бы ей в кухне оставаться.
Как окончилось богослужение, она быстро поднялась, рыбкой проскользнула сквозь толпу и заторопилась домой. Князь за ней по пятам гнался, да не догнал.
— Ну, а сегодня ты тоже княжну видела? — спросили сестры, когда пришли из костела.
— Конечно, видела. Я на воротах сидела.
И тут же приказали сестры ворота с петель скинуть. И опять целую неделю только и речей было, что про князя да про незнакомую княжну.
Аннушка с нетерпением ждала следующего воскресенья и все про князя вспоминала.
На третье воскресенье все собрались в костел раньше обычного. Только они за ворота — Аннушка все дела переделала и побежала переодеваться. В третьем орешке было платье жемчужное, червонным золотом тканное, вуаль золотом вышита, украшения из рубина, а туфельки золотые. Набросила Аннушка дорогую вуаль и быстрее лани помчалась в костел.
А князь на двери поглядывает, скоро ли княжна покажется.
— Ну, на этот раз ей от меня не уйти, — решил он. — Я должен ее видеть, должен узнать, кто она!
И задумал он хитрость: велел своим слугам дорогу к костелу хвойными ветками выстлать. Станет княжна через хвою перебираться, замешкается, тут он ее и настигнет.
Вошла Аннушка в костел, поклонилась на обе стороны, опустилась на колени и стала молиться. За всех помолилась: за доброго отца и за злую мать, за тщеславных сестер и за молодого князя, который так влюбленно на нее глядит, — и заторопилась домой.
Видит, перед костелом хвоя разбросана, ну и что с того? Она привыкла через хвою скакать! Подобрала жемчужное платье и одним прыжком перемахнула на другую сторону. Да только одна туфелька с ноги соскочила и в хвое застряла.
Выбрался князь из костела, поднял вышитую золотом маленькую туфельку и спрятал ее.
Тут подходит к нему старая нищенка и шепчет: „Милостивый князь, эта девица вон в том доме живет' — и показывает на домик Аннушкиного отца.
Не успел князь оглянуться, а нищенки и след простыл.
— Старуха меня, наверное, глупцом считает! Хотя, может быть, она там прячется? — сказал он и направился к домику.
А в это время Аннушка укладывала нарядное платье в орешек и слезы одна за другой катились по ее щекам. „Правильно батюшка говаривает, — всхлипывала она, — каждому на роду свое написано! Ох, зачем я эти орешки расколола, зачем эту красоту увидала! Что мне в ней? Теперь уже ничто на свете тешить меня не будет. Ах, лягушка, лягушка, зачем ты мне орешки вернула! А тут еще и туфелька потерялась!' И вся в слезах пошла бедная девочка в кухню. Явились сестры домой, но Аннушка их ни о чем больше не спрашивает и на вопросы не отвечает.
Только собрались за стол садиться, как въезжает во двор прекрасная карета, четверкой коней запряженная, а в ней князь сидит. Выбежал старик, а тут и сам князь в дом пожаловал.
— Правда ль, что у вас есть дочь? — спрашивает он.
— Правда, милостивый князь! — отвечает жена, а сама мужу моргает, чтоб помалкивал.
— Когда я сегодня из костела шел, нашел туфельку, та девица, которой она впору придется, станет моей женой. Где ваша дочь?
— Простите, милостивый господин! Она у нас очень стыдлива и навряд ли при вас туфельку примерять станет: дайте ее мне, я отнесу к ней в светелку.
Обрадовался князь, дал ей туфельку.
А хитрая мать схватила туфельку и побежала в комнату, а там ее дочери ждут.
— Ну, дочки, — говорит мать, — быть одной из вас княжной.
Первой схватила туфельку Барушка, да нога у нее не лезет, пятка мешает.
— Если хочешь княжной стать, отрезай полпятки, — советует мать.
— И отрежу, — отвечает Барушка.
Мать ей кусок пятки отхватила, и Барушка туфельку обула. Потом нарядилась и вышла к князю. Видит князь, туфелька на ноге обута, что тут скажешь? Хотя сдается ему, что девица и ростом поменьше и собой не так хороша. Благословили их родители, сел князь с невестой и с ее матерью в свою карету и поехал.
Был у князя маленький песик, князь его очень любил и всюду с собой брал. Проехали они часть дороги, и начал тут песик лаять: „Гав-гав-гав, наш князь беспятую жену домой везет.'
— Что ты там болтаешь, песик? — спрашивает князь.
