– Молчи, – она прижалась губами к его губам.
Ей казалось, что она тоже видит человека, лежащего на скалах, что это не какой-то там Пьер, которого она не знала, а именно тот мужчина, который находился рядом, – с горячим и прекрасным телом. Ей представилось, что и она лежит возле него, мертвая, растерзанная острыми как иглы скальными обломками. Ее охватил страх и одновременно чувство радости, что все это просто игра воображения, она жива и мужчина возле нее тоже живой и горячий. Она забыла об ужасе, который прятался в ней. Мгновение, которое Рита пережила с ним в горах, приблизило ее к нему, как смерть сближает мертвых. На секунду у нее перехватило дыхание, девушка открыла рот как тонущий, который выныривает из глубины, она судорожно ловила губами воздух и махала руками. И снова Рита летела вниз, испытывая странное чувство, будто она открыта снизу, блаженство поднимается сквозь ее тело к полуоткрытым губам, к голове, к ушам, которые слышали, как пульсирует ее кровь. Девушка вся напряглась, потому что скалистое дно, казалось, уже совсем близко, и неожиданно она мягко утонула в теплом, укутывающем ее тумане, потеряв на минуту сознание.
Когда она очнулась, мужчина лежал возле нее как спящий ребенок, сонно посапывая и щекоча ее груди движением своих губ.
– Твои таблетки просто великолепные, – сказала Рита и осеклась, потому что снова на мгновение у нее перехватило дыхание.
Потом она долго молчала, ожидая, что еще повторится эта волнующая вибрация, но уже ничего не было, поскольку, казалось, ее тело переполнено каким-то сладким грузом сытости.
Ей хотелось говорить о счастье, любви, о том, что она никогда ни с кем не испытывала такого возвышенного и прекрасного чувства, и что смешно и непонятно, как он мог ей показаться старым и некрасивым, а теперь она видит, какой он красивый и молодой, и каждое его прикосновение доставляет ей удовольствие, но так ничего больше и не сказала… Рита заснула.
Однако мужчина не спал. Грусть от наступившей опустошенности наводила на мысль о настоящей смерти, о нагом теле на скалах среди гор, в которых он никогда не был и, вероятно, никогда не будет.
– Ты еще останешься? – спросила его утром Рита.
– Нет.
Раздетая, она подбежала к шкафу и вынула из сумочки деньги.
– Я знаю, что они тебе понадобятся. Я вчера зашла в банк и сняла их для тебя. У меня есть кое-какие сбережения. Тебе не надо спешить с отъездом. Сегодня у меня выходной день.
Рита оделась и принесла ему завтрак. Он уже тоже был одет. Позавтракал, сказал, что ему надо заняться кое-какими делами и что он скоро вернется.
– В «Розе» живет некий Марлов с женой. Мне надо поговорить с ним о делах, – объяснил он.
Голый до пояса Марлов брился перед зеркалом. Эвелина вертелась по комнате в одной комбинации. Она не носила бюстгальтеров, и от каждого движения ее большие груди тяжело колыхались.
– Отдай мои деньги, я уезжаю, – сказал Эвен.
– Значит, ты проиграл, – обрадовался Марлов.
Эвен вытащил из бумажника пачку банкнот.
– Я мог бы здесь жить столько, сколько захочу. Я мог бы остановиться у этой девушки или там, куда бы она меня поместила. Но я уже не хочу.
– Мы договорились о неделе, – напомнил Марлов.
– Да. Но ты ведь знаешь, что я выиграл наш спор. Мне не надо торчать здесь целую неделю только из- за того, что таков был уговор.
– А откуда я могу знать, действительно ли ты отдал мне перед этим все свои деньги? – упрямствовал Марлов. – Приведи сюда эту девушку, и пусть она скажет, зачем взяла тебя к себе и на что дала деньги.
– Это невозможно, – сказал твердо Эвен. – Я свинья, но не подлец. Убивать я не умею, Марлов. Я ей сказал, что сегодня уезжаю, так оно и будет.
– Делай как хочешь, – фыркнул Марлов, сунув голову под кран, – но я считаю, что ты не выполнил условий нашего спора. Твои деньги в левом кармане моего пиджака.
Пиджак со стула сняла Эвелина.
– Минуточку, господин Эвен, – сказала она. – Меня тоже интересует этот вопрос. О каком споре вы говорите?
Эвелина вынула из кармана деньги Эвена.
– Куча денег, – пересчитала она, положив их на стол. – В чем заключалось ваше пари?
Эвен молча спрятал деньги в карман.
Марлов закрыл кран и теперь вытирался махровым полотенцем.
– Это было глупое пари, Эвелина. Я сказал Эвену, что девушек интересуют только деньги. Он отдал мне все, что у него было в бумажнике, оставив только немного на первый вечер в ресторане. И должен был здесь прожить неделю. Но условия не выполнил.
Эвен молчал, стоя у стола, словно чего-то ждал.
– Что бы случилось, если бы он проиграл? – спросила Эвелина.
– Его деньги остались бы у меня, – засмеялся Марлов.
– А если бы он выиграл? – Эвелина смотрела на них, как хищная птица на свои жертвы.
Марлов бросил на кресло мокрое полотенце и полез в чемодан за рубашкой.
– Это были просто глупые мужские шутки, Эвелина.
– Но что бы случилось, если бы он выиграл? – зло повторила Эвелина. – Не делайте из меня идиотки. Я успела убедиться, что вы способны на любую подлость.
Марлов на всякий случай предпочел оказаться на противоположной стороне стола.
– Не устраивай скандалов, Эвелина, – попросил он. – Признаюсь, что это была очень глупая шутка. Впрочем, Мартин проиграл, и не о чем говорить.
Эвен сказал:
– Все в порядке, Марлов. Развлекайся дальше. До свиданья, – и он направился к двери.
Эвелина бросилась вперед и заградила ему путь.
– Минуточку, господин Эвен, – она кипела от бешенства. – Вы не можете просто так уйти. Ведь и он, и вы, и я знаем, что вы выиграли, господин Эвен, и поэтому вы не можете просто взять и уйти. Вы не представляете себе, как я вас ненавижу. Ваше благородство меня оскорбляет.
Марлов хотел что-то сказать, но одного ее взгляда было достаточно, чтобы он замолчал. Эвелина сняла комбинацию, а потом быстрым движением стянула трусики. Она стояла перед Эвеном нагая, с огромными грудями, округлым животом и искаженным от ненависти лицом.
Эвелина схватила Эвена за руку и потащила в сторону дивана, на незастеленную постель.
– Давайте, господин Эвен. Мы можем сделать это здесь. Сейчас же. Он мне не мешает.
Эвен вырвал свою ладонь из ее руки и вышел из комнаты.
Ингрид
Ингрид родилась во Франкфурте-на-Майне. Закончив в двадцать шесть лет юридический факультет, она начала работать в префектуре полиции. К тому времени Ингрид уже была разведенной, и ее полуторагодовалая дочь воспитывалась у родителей, которые жили в районе Заксенхаузен. У нее была квартира в современном высотном здании возле парка Грюненбург. Эту квартиру купил ее муж, офицер бундесвера, который после развода переехал в Ганновер. Однажды, уже после рождения девочки, муж пришел сильно навеселе, когда Ингрид спала. Он разделся и лег на жену. Муж был пьян и никак не мог кончить. Он мучил ее часа три, Ингрид чувствовала, как у нее все горит в животе, ее бедра были стерты до крови. Когда, наконец, муж заснул, она осторожно высвободилась от него и пошла в ванную, где ее долго рвало. Потом, несмотря на сильное головокружение и боль в животе, Ингрид разбудила малышку, одела ее и на такси поехала к родителям. Муж много раз приезжал к ним, просил прощения, умолял вернуться. Она согласилась и приехала домой. Когда муж снова взял ее силой, Ингрид пришлось бежать в ванную, где ее опять рвало. С этого момента она уже никогда ему не отдавалась. Муж ее понял. Они развелись, и тогда Ингрид приняла предложение начать работу в секторе по борьбе с проституцией. Муж был ее первым и последним мужчиной. При одной только мысли о сближении с кем-нибудь ее начинало тошнить.