Каждый писатель в любой стране мира мечтает о книге, которую по- настоящему читали бы все, за которой в книжных магазинах стояли бы длинные очереди.
Об этом мечтает любимец критики, о котором полно статей в самых разных журналах, но его книги издаются тиражом всего лишь в несколько тысяч экземпляров. Мечтают об этом и такие писатели, как я, которые окостеневшими от холода пальцами выстукивают на машинке в плохо протопленном деревенском доме.
Мы знаем, что были авторы, у которых это получилось. Надолго или на короткое время. Вот почему такого рода надежды на успех живут и кажутся осуществимыми. Признания ждали Мицкевич и Толстой, Кафка и Камю, Достоевский и Джойс. Но на самом деле только немногим удавалось написать бестселлер. Значимые, как верстовые вехи, фамилии, фигурирующие в истории литературы, лауреаты самых престижных премий и наград – однако зачастую их мало или совсем не читают.
О секретах бестселлеров написано очень много. При внимательном разборе произведений, которые неожиданно завоевали всеобщее признание, отмечалось, что для их создания важную роль играет гармонирующее звучание различных факторов, часто незаметных и почти иррациональных, таких, как, например, скрытая грусть, мучающая общество наподобие подземной реки. Только через какое-то время мы начинаем понимать механизмы, которые сделали какую-то книгу всеми любимой, моральные, политические и экономические детерминанты, поднимающие ее так высоко. Но даже тогда какой-то раздел карьеры книги, так же, как в карьере великого обманщика, остается неясным и беспокоящим.
Великие бестселлеры имеют долгую или более короткую жизнь. Мы рассматриваем их через несколько лет с любопытством и изумлением, задавая себе вопрос: «Так что же в этой книге когда-то всем страшно нравилось?». Мы замечаем небрежный стиль, конструкции, ломающие общепринятые нормы, десятки упрощенных мыслей, настолько явное отсутствие психологических мотивировок, что это не могло не бросаться в глаза современникам. И мы приходим к выводу, что любовь слепа и в литературе.
Молодых адептов литературы критики предостерегают – вероятно, не без основания – что книга, которая хочет заинтересовать почти всех, в сущности должна быть плохой, ибо она где-то граничит с китчем, а возможно, эту границу даже переступает. Но некоторым даже Мона Лиза кажется китчем.
И все же я знал людей, которые утверждали, что они открыли тайну бестселлера и только врожденная лень не позволила им воспользоваться сокровищами Сезама. Они рассказывали мне о существовании определенных кнопочек и пружин в каждом из нас, которые после легкого нажатия вызывают нужные ощущения. Ощущения эти вряд ли будут очень сильными; бестселлер никогда не потрясает до глубины души, он лишь производит впечатление потрясения. Это как гроза с зарницами, но в действительности нет ни настоящей бури, ни сильного ливня, ни живых и опасных молний. Бестселлер напоминает приятное поглаживание, щекотку.
В каждом культурном кругу существуют свойственные только ему, выработанные на протяжении столетий, как бы сгустки, переплетения, амальгамы каких-то определенных ситуаций, позиций, человеческих судеб, решений, которые остаются в нашем подсознании.
Литература культурного круга является не чем иным, как постоянным копированием и переработкой этих архетипов, мотивов, образцов, ситуаций и конфликтов. Чем какой-то писатель ближе к архетипу своего культурного круга, тем у него больше шансов напечатать произведение, которое всем понравится. На определенных архетипах основаны: «Ромео и Джульетта», «Отелло», «Дон Кихот», «Анна Каренина», «Преступление и наказание», «Красное и черное». Разница только в том, что великий писатель тиражирует архетип в большом масштабе, соответствующем его таланту. Итак, существуют «Анна Каренина» Толстого и «Косточка» Ковальской. Но этот один и тот же архетип, вместе с развязкой – одна бросается под поезд, а другая – под автобус. Одни писатели сознательно используют науку об архетипах, как например Сигал в своем «Love story», другие действуют интуитивно. Чем дальше какой-нибудь писатель отходит от определенного архетипа, пытается его изменить, переработать, тем у него меньше шансов получить признание читателей, хотя критики могут превозносить его до небес.
Признаюсь, что я долгое время не верил в существование этих архетипов и их чудесного воздействия. Я специализировался на приключенческой литературе, поскольку мне казалось, что у меня талант к придумыванию сюжетов. Я написал три книги, которые как по исполнению, так и по психологии героев и драматизму казались мне прекрасными. Но все же они не пользовались большим успехом, я бы сказал, что успех был умеренный. В один прекрасный день я нанес визит доктору Гансу Иоргу – поскольку я глубоко уверен, что у каждого писателя есть свой Ганс Иорг – и он сказал мне: «Внимательно прочитай все мировые бестселлеры приключенческой литературы для юношества и выпиши на листочке то, что у них общего».
Я так и сделал. Оказалось, что все эти книги имеют несколько общих свойств, впрочем, я не буду их здесь перечислять. Задам только вопрос: «Кем был бы капитан Немо без своей удивительной подводной лодки? Кем был бы Олд Шеттерхенд без своего штуцера[78]?
Кем был бы Тарзан без своего чудесного свойства понимать язык животных и их методов борьбы? Кем был бы Зорро без своей маски и удивительной способности пропадать и появляться, маскарада и умения пользоваться шпагой и кнутом? Кем был бы Вильгельм Телль без замечательной и почти сверхъестественной способности стрелять из лука? И кем были бы все они без огромного чувства справедливости, стремления встать на защиту слабого? Кем они были бы, если бы их создатели не нарисовали своих героев одной жирной чертой, наделили основными моральными принципами, простыми и понятными любому человеку?
В моих предыдущих книгах герой отличался своей слишком деликатной психикой и многозначной системой отношений. Кроме того, это был просто обычный человек, такой, как любой из нас. Когда-то это мне казалось правильным, поскольку – как я считал – только с таким героем может идентифицировать себя читатель. Так учили меня трактаты о литературных героях.
К сожалению, это оказалось неправдой, и потом я понял почему. Юный читатель хочет отождествлять себя с кем-то исключительным. Он презирает обыкновенность и будничность. Между десятым и четырнадцатым годом жизни человек покидает мир легенд и сказок, с их фантазиями и невероятными приключениями, но еще не совсем созрел, чтобы наслаждаться взрослой литературой с ее реализмом, сложной психикой героев, системой отношений и ценностей. В нем еще не кончилось детство, но не началась взрослая жизнь. Поэтому литература для такого рода читателей должна соединять сказочные черты и одновременно истины взрослой литературы. Она обязана быть и чудесной, и обыкновенной.
Хватило небольшой операции: я упростил психику героя, наградил его несколькими основными универсальными принципами, велел ему сесть в необыкновенный автомобиль, некрасивый и в то же время прекрасный – самый быстрый, на котором можно было даже плавать по воде. Как Шерлока Холмса с его методом дедукции, я наделил своего героя богатыми знаниями из области истории человечества и истории искусства. Я заставил его отправиться в обычный мир повседневных событий, чтобы он боролся за справедливость, защищая слабых.
И вдруг произошло нечто необыкновенное. С этого момента каждый мой приключенческий роман становился бестселлером. Я получал от читателей сотни писем. Мой герой переходил из книги в книгу – читателям все было мало. Они внимательно следили за тем, чтобы он все время оставался самим собой. Как только я пытался его обновить, изменить, тут же приходили письма с протестами. Однажды издатель мне сказал: «Ваш герой постоянно побеждает. Так в жизни не бывает. Не могли бы вы в следующий раз показать, что жизнь – это не только непрерывные победы, но и поражения?» Я согласился с ним и даже обрадовался – наконец-то я смогу что-то изменить. Но когда я отнес в издательство новую книгу, то скоро получил письмо: «…в этой форме мы принять ее не можем. У вас получился какой-то неудачник. Его поражения нельзя допустить». Ибо и издатель иногда бывает читателем. Мне пришлось роман переделать так, чтобы герой снова стал победителем.
Как-то раз, когда я сел писать новую книгу, я вдруг понял, что оказался в западне. Мой герой сделал меня рабом. Сначала он сорвал с меня костюм и белую рубашку с галстуком и велел носить вельветовые брюки и свитер, потому что он сам так одевался. Заставил меня изучать историю и искусствоведение. Выгнал меня из города, чтобы я научился управлять яхтой и постоянно искал приключений. Вынудил меня купить машину, похожую на ту, на которой он ездил сам, – с передним и задним приводом, она, как танк, преодолевает все препятствия. Требовал все новых и новых книг и историй, но не позволял наделять себя новыми чертами характера. Сюжеты были похожи, хотя одновременно и разные – погоня на шоссе,
