— Несмотря на хорошие кондиционеры, пахнуть от него не перестало, — сказал он. — Но это уже моя проблема. Что же касается этого парня… — Харри ощупал челюсти мертвого посла. — Ригор мортис. Он окоченел, но трупное окоченение начинает проходить, два дня спустя это нормально. Язык синий, однако нож в спине об удушении не свидетельствует. Надо проверить.
— Уже проверили, — ответила Крамли. — Посол пил красное вино.
Харри что-то пробормотал в ответ.
— Наш врач говорит, смерть наступила между шестнадцатью и двадцатью двумя часами, — продолжала она. — Посол покинул свой кабинет в половине девятого утра, а девушка нашла его около одиннадцати вечера, что несколько сужает временные границы.
— Между шестнадцатью и двадцатью двумя часами? Да это же целых шесть часов.
— Хорошо считаете, инспектор. — Крамли скрестила руки на груди.
— Между прочим, — взглянул на нее Харри, — в Осло мы обычно устанавливаем время смерти в пределах двадцати минут, если труп найден через несколько часов после убийства.
— Это потому, что вы там живете на Северном полюсе. А тут, когда на улице тридцать пять градусов, температура трупа не падает так резко. Время смерти устанавливается по ригор мортис, а это очень приблизительно.
— А что с трупными пятнами? Они обычно выступают через три часа после смерти.
— Сорри. Как ты сам видишь, посол любил загорать, так что пятна незаметны.
Харри провел указательным пальцем по ткани пиджака в том месте, где торчал нож. Под ногтем у него оказалось серое, похожее на вазелин вещество.
— Что это такое?
— Вероятно, орудие убийства было смазано жиром. Образцы посланы на анализ.
Харри быстро обыскал карманы покойного и извлек на свет коричневый потертый бумажник. Там оказались купюра в пятьсот батов, мидовское удостоверение и фотография улыбающейся девочки, лежащей на чем-то вроде больничной койки.
— Вы нашли у него что-нибудь еще?
— Ничегошеньки, — ответила Крамли и сняла с себя фуражку, чтобы отгонять круживших в номере мух. — Мы только проверили, что при нем было, и положили все обратно.
Расстегнув на трупе ремень, он приспустил его брюки, потом опять перевернул тело на живот. Затем задрал пиджак и рубашку.
— Смотрите. Немного крови стекло по спине.
Он оттянул резинку трусов «Довре».
— И еще между ягодицами. Следовательно, его убили не в постели, а закололи, когда он стоял. По высоте, на которую пришелся удар ножом, и по углу этого удара можно судить о росте убийцы.
— Только если мы предположим, что убийца, нанося удар, стоял рядом с жертвой, — добавила Крамли. — Но ведь убитый мог быть зарезан, лежа на полу, и тогда кровь потекла вниз, когда его перетаскивали на кровать.
— В таком случае кровь осталась бы на ковре, — возразил Харри, натянул на мертвого брюки, застегнул ремень и опять повернулся в ее сторону. — Кроме того, не надо ничего выдумывать, ты ведь сама это знаешь. Ведь ваши техники уже обнаружили волокна от ковра на его костюме, не так ли?
Она не отвела взгляда, но Харри понял, что разоблачил ее маленькую хитрость. Лиз едва кивнула, и он повернулся обратно к трупу:
— Плюс некая виктимологическая деталь, возможно подтверждающая, что он ждал даму.
— Вот как?
— Видите его ремень? Когда я его расстегнул, он был застегнут не на обычную, разношенную дырочку, а на две дырочки туже. Немолодые располневшие мужчины, встречаясь с молоденькими дамами, норовят утягиваться.
Трудно было сказать, какое впечатление произвели его слова на окружающих. Тайцы переминались с ноги на ногу, но их юные каменные лица не выражали ничего. Крамли откусила обломок ногтя и выплюнула, едва разжав губы.
— А здесь у нас, значит, мини-бар. — Харри распахнул дверцу маленького холодильника. — «Сингха», «Джонни Уокер» и «Канадиан Клаб» в маленьких флакончиках, бутылка белого вина. Похоже, тут ничего не трогали. Что у нас еще? — обратился Харри к двум тайцам.
Те переглянулись, потом один из них указал пальцем на двор:
— Машина.
Они вышли на стоянку, где стоял синий «мерседес» последней модели с дипломатическими номерами. Один из полицейских открыл дверцу со стороны водителя.
— Ключи? — спросил Харри.
— Лежали в кармане пиджака у… — И полицейский кивнул в сторону мотеля.
— Отпечатки пальцев?
Таец растерянно взглянул на шефа. Та кашлянула:
— Естественно, мы проверили ключи на отпечатки, Холе.
— Я не спросил, сняли ли вы отпечатки, меня интересует,
— Там были его собственные отпечатки. Если мы тебе еще не успели об этом доложить.
Харри сдержался, чтобы не ответить резкостью.
В салоне сиденья и пол были завалены всяким барахлом. Харри заметил несколько журналов, кассеты, пустые сигаретные пачки, банку колы и сандалии.
— Что еще вы нашли?
Один из полицейских достал список и зачитал его. Кажется, его зовут Нхо, так он говорил? Иностранные имена нелегко запомнить. Наверное, то же верно в отношении его собственного имени. Нхо был по-мальчишески худощав, коротко подстрижен, с открытым, приветливым лицом. Но Харри знал, что через несколько лет это выражение изменится.
— Стоп, — сказал он. — Можешь повторить последние слова?
— Билеты тотализатора, сэр.
— Посол, видимо, посещал скачки, — сказала Крамли. — Что же, популярный вид спорта в Таиланде.
— А это что такое?
Харри наклонился к водительскому месту и поднял прозрачную пластиковую ампулу, застрявшую в щели между спинкой и сиденьем.
Полицейский заглянул в свой список, но ничего такого там не нашел.
— В подобных ампулах выпускается жидкий экстази, — объяснила Крамли, подойдя поближе, чтобы рассмотреть находку.
— Экстази? — Харри покачал головой. — Пожилые христианские демократы, может, и трахаются в бардаках, но вещества не употребляют.
— Ампулу проверим, — ответила Крамли. Было заметно, что она недовольна — еще бы, проморгать такую улику.
— А теперь посмотрим, что у нас сзади, — продолжал он.
Багажник машины был настолько же опрятен и чист, насколько захламленным оказался салон.
— Аккуратист, — заключил Харри. — В салоне, скорее всего, хозяйничают жена и дочка, но в багажник он их не пускает.
В свете карманного фонарика, наведенного Крамли, блеснул ящик с инструментами. Здесь все сверкало чистотой, и лишь немного известки на отвертке говорило о том, что этот инструмент использовали.
— Еще немного виктимологии, ребятки. Предполагаю, что Мольнес особенно рукастым не был. Этот инструмент ни разу не вступал в контакт с двигателем. Зато его использовали, чтобы повесить дома, на каменной стенке, скажем, семейный портрет.
В тот же миг у него над ухом восторженно взвыл комар. Харри хлопнул себя по щеке, ощутив ладонью влажный холод собственной кожи. Солнце уже село, но жара не спадала, зато ветер стих, и казалось, что влага сама выступает из пригорка у них под ногами и так пропитывает воздух, что его можно пить как воду.
