Черная железная решетка, которую закрывают за собой, прежде чем лифт тронется. Снова крик. Немой крик. Харри покрылся потом. Глотка виски оказалось недостаточно.
– Что-то не так? – спросила Беата.
– Да нет, – сипло ответил Харри. – Просто не люблю старые лифты. Я лучше пешочком.
Глава 4
Пятница. Статистика
В доме действительно было две мансарды. Дверь одной из них была открыта, но поперек дверного проема была прикреплена оранжевая лента полицейского заграждения. Харри пришлось согнуться пополам, а когда он выпрямился во все свои сто девяносто два сантиметра, то чуть не упал – так закружилась голова. Гостиная. Дубовый паркет, косой потолок с окнами. Жарко, как в сауне. Небольшая квартира была обставлена в духе минимализма – совсем как его собственная, но на этом сходство заканчивалось. Тут стоял ультрамодный диван из «Хильмерс Хус», стол из «R.O.O.M.» и маленький пятнадцатидюймовый телевизор «Филипс» из прозрачного пластика холодного голубоватого цвета, который отлично сочетался со стереосистемой. В открытые двери Харри увидел кухню и спальню. Всё. Было на редкость тихо. У кухонной двери, скрестив руки и раскачиваясь с пятки на носок, стоял полицейский в потной насквозь униформе и, подняв одну бровь, изучал Харри. Когда тот потянулся за удостоверением, полицейский криво улыбнулся и покачал головой.
«Все узнают обезьяну, – процитировал про себя Харри. – Обезьяна – никого».[4]
Он провел рукой по лицу:
– Где следственная группа?
– В ванной. – Полицейский кивнул в сторону спальни. – Лённ и Вебер.
– Вебер? А что, пенсионеров теперь тоже привлекают?
Полицейский пожал плечами:
– Сезон отпусков.
Харри посмотрел вокруг и вспомнил:
– Позаботьтесь о том, чтобы оградили лестницу и дверь на улицу. Люди ходят туда-сюда.
– Но…
– Это часть места преступления. Ясно?
– Я понимаю… – скрипучим голосом начал полицейский, и Харри понял, что двумя предложениями только что нажил себе на службе еще одного врага. Список был уже длинный. – Но у меня четкое указание…
– …стоять здесь, – донеслось из спальни, и в двери показался Том Волер.
Хотя он был в черном костюме, ни капельки пота не было на лбу под прилизанными темными волосами. Том Волер был красивым мужчиной. Ростом чуть пониже Харри, но многие бы сказали обратное. Может быть, из-за его гордой осанки или непринужденной самонадеянности, которая не только нравилась окружающим, но и заражала их уверенностью: они чувствовали, что находятся на своем месте, подчиняясь приказам Волера. А может, красавцем он казался из-за выдающихся физических данных: никакой костюм не мог скрыть, что его владелец пять раз в неделю толкает штангу и занимается карате.
– И он будет находиться здесь, – продолжал Том Волер. – Я уже отправил парня вниз на лифте, чтобы он оградил все, что требуется. Все под контролем, Холе.
Последнюю фразу он произнес со странной полувопросительной интонацией.
Харри прокашлялся и спросил:
– Где она?
– Здесь, в ванной.
Волер сделал шаг в сторону и, когда Харри проходил мимо, изобразил озабоченность:
– Ударился, Холе?
Спальня была обставлена простенько, но со вкусом и романтично. Двуспальная кровать, застеленная для одного человека, стояла у самой балки. На балке был вырезан странный рисунок: контур сердца и на нем треугольник. Наверное, память о любовнике, подумал Харри. Стену над кроватью украшали три постера с обнаженными мужчинами – выражаясь с эротической политкорректностью, что-то между откровенным искусством и легким порно. Никаких личных вещей или фотографий видно не было.
Ванная комната находилась чуть дальше – практически в пределах спальни, и места в ней было ровно столько, сколько требовалось для раковины, туалета, душевой кабинки без занавеса и тела Камиллы Луен. Она лежала на плиточном полу, повернув лицо к двери, но смотрела на лейку душа, будто ожидая еще воды.
Одежды на ней не было, если не считать распахнутого белого халата, сейчас мокрого насквозь и закрывающего сливное отверстие душа. Беата стояла на пороге и фотографировала.
– Кто-нибудь выяснил, когда наступила смерть?
– Патологоанатом скоро будет, – откликнулась Беата. – Но rigor mortis [5] еще не наступило, да и тело не совсем остыло. Думаю, пару часов назад.
– А когда сосед с консьержем ее нашли, разве душ не был включен?
– А что?
– Теплая вода могла поддерживать температуру тела и отсрочить окоченение. – Харри посмотрел на часы: четверть седьмого.
– Скажем так, предположительно она умерла около пяти, – высказался Волер.
– Это почему? – спросил Харри, не оборачиваясь.
– Поскольку нет оснований считать, что труп переносили, будем исходить из того, что ее убили, когда она находилась в душе. Как видишь, тело и халат закрывают сливное отверстие. Это и вызвало затопление. Консьерж, выключивший воду, сказал, что открыта она была на полную мощность. Я смерил давление воды – неплохо для мансарды. Не так уж много времени требуется, чтобы вода залила такую маленькую ванную комнату и потекла в спальню. И до соседей она добралась довольно быстро. Женщина из нижней квартиры говорит, что было двадцать минут шестого, когда они обнаружили течь.
– Это всего час назад, – заметил Харри. – А вы уже полчаса как здесь. Кажется, все тут реагируют на события необычайно быстро.
– Ну, не все, – протянул Волер.
Харри промолчал.
– Я имею в виду патологоанатома. – Волер улыбнулся. – Ему уже полагается быть здесь.
Беата закончила фотографировать и обменялась взглядами с Харри.
Волер тронул ее за плечо:
– Если что, звони. Я на третьем, поговорю с консьержем.
– Хорошо.
Харри дождался, пока он уйдет, и спросил:
– Можно мне?..
Беата кивнула и отошла в сторону.
Подошвы чавкали на мокрому полу. Повсюду в ванной комнате были капельки воды. Собираясь в ручейки, они сбегали вниз. Глядя на зеркало, можно было подумать, что оно плакало. Харри присел на корточки; чтобы не потерять равновесия, оперся о стену, глубоко вдохнул воздух, но почувствовал только запах мыла. Других запахов, которых он ожидал, не было. Это дизосмия, вспомнил Харри. О ней он читал в книге, которую брал у доктора Эуне, психолога, работающего с сотрудниками криминального отдела. Некоторые запахи мозг попросту отказывается воспринимать или начинает путать, ощущая приятные ароматы как отвратительные. В книге говорилось, что такая форма извращения обоняния часто объясняется эмоциональными травмами. Впрочем, сейчас Харри об этом не думал. Думал он о том, что не чувствует трупного запаха.
Камилла Луен была молодой. Харри дал бы ей лет двадцать семь – тридцать. Миловидная.
