говорил Вилли? Порок стремится достичь дна?
Что-то снова ткнуло ей между лопаток, и Тойя недовольно заерзала.
Сама она, откровенно-то признаться, не слишком тосковала по сестре. Не то чтобы она была меньше остальных потрясена ее исчезновением, но оно открывало для нее новые двери. У нее взяли интервью, а группе «Спиннин Уил» предложили неплохие деньги за серию концертов в память Лисбет. И, конечно, эта роль в мюзикле, которая обернулась таким успехом. Когда они праздновали премьеру, Вилли сказал, что теперь ей нужно только научиться быть знаменитостью. Звездой. Дивой. Она сунула руку за спину. Что там мешает? Ничего не нащупала. Через какое-то время вновь словно кто-то дотронулся до нее. Надо выяснить.
– Вилли?
Она хотела было крикнуть погромче, чтобы перекричать душ, но вспомнила строгий наказ Вилли не повышать голос. Сегодня у нее выходной, но все остальные дни недели ей придется петь каждый вечер. Когда она пришла, он и вовсе попросил ее молчать, хотя до того собирался отрепетировать с нею пару сцен, которые на премьере получились хуже остальных, и даже попросил нанести грим, чтобы для лучшего эффекта быть похожей на Элизу.
Тойя стянула простыню, под ней ничего не оказалось, лишь синий полупрозрачный резиновый матрац. Что же тогда выпирало? Она провела по матрацу рукой. Что-то было под резиной, но ей ничего не было видно. Она потянулась к лампе на ночном столике, включила ее и повернула в сторону матраца. Неровность исчезла. Она положила ладонь на то место, где она была, и стала ждать. Когда она появилась снова, Тойя поняла, что внутри матраца есть какой-то предмет, который тонет, если на него нажать, а потом снова всплывает. Она убрала руку.
Вначале она увидела только контур, который проявился на резине. Словно чей-то профиль. Нет, не словно! Это был чей-то профиль. Тойя легла на живот, затаила дыхание. Теперь она чувствовала: там, в матраце было тело, которое выталкивающая сила тянула наверх, когда сила притяжения тянула ее собственное тело вниз – словно два человека пытались стать одним. Возможно, так и получилось бы, потому что Тойе казалось, что она смотрится в зеркало.
Теперь ей захотелось кричать, сорвать голос и больше не быть послушной. И умницей тоже. Захотелось снова стать Тойей, но сделать этого она не могла. Она могла только вглядываться в бледно- голубое лицо своей сестры, которое смотрело на нее глазами без зрачков, и слышать, как шумит душ – словно помехи по телевизору – и как сзади нее на пол падают капли, давая понять, что Вилли больше не в душе.
– Не может быть, чтобы это был он, – сказала Рута. – Это… это… не вяжется.
– В последний раз, когда я был здесь, вы говорили, что у вас появлялись мысли о том, чтобы перелезть к Барли по крыше и пошпионить, – напомнил Харри, – потому что дверь на его террасу все лето стоит распахнутой. Вы в этом уверены?
– Ну да. Но разь-не проще прост-п-звонить? – спросила «Тронхеймский орел».
Харри покачал головой:
– Он сразу заподозрит неладное. А упустить его мы не можем. Мне обязательно нужно взять его сегодня вечером, если уже не слишком поздно.
– Позн-ля ч-во? – спросила «Тронхеймский орел», прищурив один глаз. – У вас, н-деюсь, с собой ордер или что-то тип-того?
Харри покачал головой:
– У меня оправданное подозрение. Ордер не требуется.
Над головой Харри тихо, словно предостерегая, громыхнул гром. Водосточный желоб на крыше был покрашен в желтый цвет, но уже давно покрылся обширными рыжими пятнами. Харри схватился за него обеими руками и осторожно проверил на прочность. Желоб жалобно скрипнул, из стены вылез винт и со звоном упал во внутренний двор. Харри отпустил желоб и выругался. Но выбора нет. Он поднялся на перила балкона и подтянулся. Посмотрев вниз, он непроизвольно затаил дыхание. Сушившаяся внизу простыня казалась не больше почтовой марки, которая случайно вылетела из окна.
Оттолкнувшись ногами, он оказался на крыше. Хотя та была крутой, сцепление между черепицей и мощными подошвами ботинок «Доктор Мартенс» было достаточным, чтобы пройти два шага до трубы, которую он обнял, как дорогого сердцу человека. Потом выпрямился и посмотрел вокруг. Над Несоддланном сверкнула молния, поднявшийся ветер начал трепать пиджак. Харри вздрогнул, когда перед самым его лицом пронеслась черная тень. Тень покружила и нырнула вниз. Ласточка. Харри успел увидеть, как она нашла прибежище под крышей.
Он вскарабкался на верх крыши, заметил метрах в пятнадцати черный флюгер и, раскинув руки, как канатоходец, пошел по коньку.
На половине пути случилось непредвиденное.
Харри услышал шум, который поначалу принял за шелест листьев на деревьях внизу. Шум становился сильнее, и рама для сушки белья во дворе начала вращаться и визгливо скрипеть. Пока Харри не ощущал особого ветра, но сейчас сильный порыв ударил ему в грудь, и он, отступив на шаг, несколько мгновений стоял, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Сзади застучали по черепице чьи-то быстрые шаги – дождь! Великий потоп. Раскат грома – и в ту же секунду вода была повсюду. Время сушки закончилось. Харри пытался удержать равновесие, но он словно балансировал на куске мыла. Подошвы скользили, и он в отчаянии подался в сторону флюгера, протягивая к нему руки, растопырив пальцы. Правая рука царапнула мокрую черепицу в поисках, за что бы зацепиться, но ничего не нашла. Сила притяжения взяла свое, и ногти лязгнули по крыше, словно коса о точильный камень, – Харри заскользил вниз. Он услышал, как затих визг рамы во дворе, почувствовал коленями водосточный желоб и понял, что край уже совсем близко. Он вытянулся в отчаянной попытке ухватиться за какую-нибудь антенну. Удалось. Левой рукой. Антенна изогнулась, угрожая переломиться и сбросить его во двор, но выдержала.
Харри схватился за антенну обеими руками и подтянулся. Подобрал под себя ноги и изо всех сил прижал резиновые подошвы к черепице. Дождь злобно хлестал по лицу, но Харри все же добрался до конька, сел на него, вытянув ноги по скатам крыши и отдышался. Антенна внизу сложилась чуть ли не пополам – кому-то сегодня придется сильно постараться, чтобы посмотреть вечером «Такт за тактом».
Дождавшись, пока сердце успокоится, Харри поднялся и неуверенно продолжил свой путь, пока не обнялся с флюгером.
Терраса Барли была врезана в крышу, и он с легкостью спрыгнул на терракотовую плитку. Звук брызг от его прыжка не был слышен на фоне шума и плеска воды в переполненном водосточном желобе.
Стульев на террасе не было. В углу стоял черный и холодный гриль. Но дверь на террасу оставалась открытой.
Харри подобрался к ней и прислушался.
Сначала он слышал только, как дождь барабанит по крыше, но, когда осторожно переступил порог и проник в квартиру, до ушей донесся другой звук. Тоже вода – но в ванной на нижнем этаже. Душ. Ну, хоть сейчас повезло. Харри нащупал шпатель в кармане насквозь мокрого пиджака. Голый и невооруженный Барли – куда более радужная перспектива, нежели вооруженный, если, конечно, у Вилли еще оставался пистолет, который Свен в субботу доставил во Фрогнер-парк.
Дверь в спальню была распахнута. Рядом с постелью лежал короткий саамский нож из ящика для инструментов. Харри подкрался к двери и заглянул внутрь.
В комнате было полутемно, единственным источником света была лампа на ночном столике. Харри встал в ногах кровати и первым делом взглянул на стену, где висел портрет улыбающихся Лисбет и Вилли во время их свадебного путешествия. Они стояли на фоне величественного старинного здания и конной статуи. Теперь Харри знал, что это не Франция. Свен сказал, что каждый мало-мальски образованный человек должен узнать статую всенародно любимого чешского героя Вацлава[30] перед Национальным музеем на Вацлавской площади в Праге.
Привыкнув к полумраку, Харри перевел взгляд на кровать – и обмер: перестал дышать и застыл неподвижно, как снеговик. Одеяло валялось на полу, простыня была наполовину стянута, так что был виден кусок синего матраца. На постели спиной вверх лежал голый человек, слегка приподнявшись на локтях и
