ответ лишь кивнул, без улыбки. — Кресло переходит к полицейскому из Стейнхьера, которого посадили в один кабинет с нашим самым главным скандалистом. На сломанный стул. Думаю, Младший, это тебе кстати.
— Ура! — сказал Халворсен.
Все засмеялись, повернулись к нему, Халворсен тоже засмеялся.
— И наконец, в помощь тому, к кому у меня совершенно особенное отношение. Моему лучшему следователю и самому страшному кошмару. Человеку, который всегда руководствуется собственным чутьем, собственным планом и — к сожалению для нас, пытающихся собрать вас утром на совещание в точно определенное время, — собственными часами. — Мёллер вынул из кармана наручные часы. — Надеюсь, они помогут тебе жить в том же времени, что и все остальные. По крайней мере, синхронно со всем отделом. И, Харри, многое тут заключено между строк.
Жидкие аплодисменты. Харри вышел вперед, принял подарок — часы незнакомой марки на простеньком черном кожаном ремешке.
— Спасибо, — сказал он.
Они обнялись.
— Я поставил их на две минуты вперед, чтобы ты не опаздывал, — шепнул Мёллер. — Больше никаких увещеваний, поступай, как считаешь нужным.
— Спасибо, — повторил Харри. Ему показалось, что Мёллер обнимал его слишком крепко и долго. Он напомнил себе выложить на стол собственный подарок, прихваченный из дома. К счастью, он не вскрыл пластиковую обертку с диском «Все о Еве».
Глава 5
Юн отыскал Роберта на Хиркевейен, на заднем дворе «Фретекса».
Прислонясь к дверному косяку и скрестив руки на груди, Роберт наблюдал за грузчиками, которые таскали из машины на склад черные пластиковые мешки. Грузчики выпускали изо рта белые облака пара и брань на разных языках и диалектах.
— Хороший улов? — спросил Юн.
Роберт пожал плечами.
— Народ рад расстаться со всем летним гардеробом, чтобы на будущий год закупить новый. А нам-то сейчас нужны зимние вещи.
— Парни у тебя сущие варвары на язык. Что, параграф двенадцатый?
— Я вчера прикинул. Тех, кто отбывает тут наказание, вдвое больше, чем таких, что приняли Иисуса.
Юн улыбнулся:
— Целина для миссионера. Надо бы ее поднять.
Роберт окликнул одного из грузчиков, который поднес ему пачку сигарет. Роберт сунул в зубы гвоздик без фильтра.
— Вынь сигарету, — сказал Юн. — Солдатский обет. Нагоняй ведь заработаешь.
— А я закуривать не собирался, братишка. Ты чего пришел-то?
Юн пожал плечами:
— Да так, поболтать.
— О чем?
Юн коротко хохотнул:
— По-моему, обычное дело для братьев иной раз поговорить.
Роберт кивнул, выплюнул табачную крошку.
— Твое «поговорить», как правило, сводится к наставлениям о том, как мне жить.
— Да ладно тебе.
— А что же тогда?
— Ничего! Просто узнать хотел, как твои дела.
Роберт вынул сигарету изо рта, сплюнул в снег. Потом поднял голову, прищурясь взглянул на облачную пелену, белую и высокую.
— Мне до чертиков надоела эта работа. До чертиков надоела квартира. До чертиков надоела эта сухарь и ханжа, капрал, которая тут заправляет. Не будь она такая противная, я бы… — Роберт ехидно ухмыльнулся, — трахнул эту каргу в наказание.
— Холодно, — сказал Юн. — Может, зайдем внутрь?
Роберт провел брата в крохотную контору, сел в жесткое кресло, кое-как поместившееся между заваленным бумагами столом, узеньким окошком с видом на задний двор и красно-желтым флагом с эмблемой Армии спасения и девизом «Огонь и кровь». Юн снял со стула кипу бумаг, частью пожелтевших от старости; стул этот, как он знал, Роберт умыкнул в студенческой корпорации «Майорстюа», расположенной за стеной.
— Она говорит, ты прогуливаешь, — заметил Юн.
— Кто?
— Капрал Руэ. — Юн кисло усмехнулся. — Карга.
— Господи, она, стало быть, звонила тебе, да? — Роберт поковырял складным ножом стол, потом воскликнул: — Ой, я же совсем забыл, ты ведь у нас новый управляющий, шеф всей лавочки!
— Пока никого не выбрали. С тем же успехом могут назначить Рикарда.
—
Юн достал бумажник, отсчитал деньги, положил перед братом на стол. Роберт провел ножом по подбородку. Черная щетина зашуршала.
— И еще хочу напомнить тебе одну вещь.
Юн сглотнул, зная, что сейчас последует.
— Какую же?
В окне за спиной Роберта он видел, что пошел снег, но в тепле, поднимающемся от строений вокруг заднего двора, легкие белые снежинки как бы замерли в воздухе, словно прислушиваясь.
Роберт воткнул острие ножа в центр сердечка.
— Если я замечу, что ты крутишься поблизости от той девчонки… — Он обхватил ладонью рукоять, наклонился вперед. Под его тяжестью лезвие с треском вошло в глубь сухой древесины. — Я тебя уничтожу, Юн. Клянусь.
— Не помешаю? — послышалось от двери.
— Нет, конечно, госпожа Руэ, — приторным голосом сказал Роберт. — Брат как раз собирается уходить.
Начальник уголовной полиции и новый комиссар полиции Гуннар Хаген умолкли, когда Бьярне Мёллер вошел в свой кабинет. То есть уже не свой.
— Ну, как тебе вид? — спросил Мёллер, надеясь, что произнес эту фразу бодрым тоном. И добавил: — Гуннар. — Странное ощущение — выговаривать это имя.
— Н-да, в декабре Осло всегда выглядит уныло, — сказал Гуннар Хаген. — Посмотрим, может, и это поправимо.
Мёллер хотел спросить, что еще он имеет в виду, но осекся, увидев, что начальник уголовной полиции согласно кивнул.
— Я как раз сообщил Гуннару кой-какие подробности насчет наших сотрудников. Конфиденциально, так сказать между нами.
— Да, вы ведь давно знаете друг друга.
