— Конечно, — сказал начальник. — Мы с Гуннаром знакомы еще по Полицейской школе.
— В резюме написано, ты каждый год участвуешь в Гонке биркебейнеров,[4] — сказал Мёллер Гуннару Хагену. — А известно тебе, что начальник наш тоже всегда участвует?
— Разумеется. — Хаген с улыбкой покосился на начальника уголовной полиции. — Иной раз мы вместе участвуем. И пытаемся одолеть друг друга на финишном рывке.
— Вон как, — весело заметил Мёллер. — Выходит, если б шеф заседал в кадровой комиссии, можно было бы заподозрить, что ты попал сюда по знакомству.
Начальник уголовной полиции сухо хохотнул, бросив на Бьярне Мёллера предостерегающий взгляд.
— Я как раз говорил Гуннару о человеке, которому ты сделал весьма щедрый подарок.
— О Харри Холе?
— Да, — кивнул Гуннар Хаген. — Помнится, он отправил на тот свет некоего полицейского инспектора в связи с неприятным делом о контрабанде. Как я слыхал, в лифте оторвал ему руку. А кроме того, позднее подозревали, что именно через него информация об этом деле просочилась в прессу. Нехорошо.
— Во-первых, в «неприятном деле о контрабанде» речь идет о профессиональной преступной организации, которая пустила корни и в полиции и не один год заваливала Осло дешевым стрелковым оружием, — сказал Бьярне Мёллер, тщетно стараясь скрыть раздражение. — И вопреки сопротивлению здесь, в управлении, Харри Холе в одиночку раскрыл это дело после нескольких лет кропотливой полицейской работы. Во-вторых, он убил Волера, защищая свою жизнь, а руку Волеру оторвало лифтом. И в-третьих, мы вообще понятия не имеем, кто и о чем проболтался прессе.
Гуннар Хаген и начальник уголовной полиции переглянулись.
— Тем не менее, — сказал начальник, — держи с ним ухо востро, Гуннар. Насколько я знаю, недавно от него ушла подруга. А нам известно, что у людей вроде Харри такие истории нередко приводят к рецидивам скверных привычек. С этим мы, понятно, мириться не станем, хоть он и раскрыл множество серьезных дел.
— Что ж, постараюсь держать его в узде, — сказал Хаген.
— Он инспектор. — Мёллер зажмурил глаза. — Не рядовой. И в узде ходить не любит.
Гуннар Хаген медленно кивнул, приглаживая рукой густой венчик волос на затылке.
— Ты когда приступаешь в Бергене… Бьярне? — Хаген опустил руку.
Мёллер мог бы поручиться, что и ему тоже было странно произносить его имя.
Харри шагал по Уртегата и по обуви встречных прохожих видел, что приближается к «Маяку». Ребята из отдела наркотиков не зря говорили, что армейские склады обмундирования вносят огромный вклад в опознание наркоманов. Потому что через Армию спасения военная обувь рано или поздно попадает на ноги наркомана. Летом — голубые кроссовки, зимой — высокие черные башмаки, которые вкупе с зеленым пластиковым пакетом с пайком Армии спасения служили униформой уличных наркоманов.
Харри толкнул дверь и кивнул охраннику Армии, одетому в свитер с капюшоном.
— Ничего нет? — спросил охранник.
Харри хлопнул себя по карманам.
— Ничего.
Табличка на стене предупреждала, что алкоголь надо оставить у дверей, а перед уходом можно забрать. Харри знал, они не требовали сдавать наркоту, ведь никто из наркоманов с этим добром никогда не расстанется.
Харри вошел, налил себе чашку кофе и сел на лавку у стены. «Маяк» — кафе Армии спасения, современный вариант пункта питания, где все нуждающиеся бесплатно получали бутерброды и кофе. Светлое, уютное помещение, отличающееся от обычных кофеен только клиентурой. Девяносто процентов — наркоманы-мужчины, остальные — женщины. Посетители ели хлеб с коричневым и белым сыром, читали газеты, вели спокойные разговоры. Здесь была зона отдыха, возможность отогреться и перевести дух, на время прервав поиски дневной дозы. Полицейские агенты время от времени наведывались сюда, но по негласному уговору аресты в кафе никогда не производились.
Человек за столиком поблизости от Харри замер, свесив голову к столу, черные пальцы сжимали папиросную бумагу, рядом валялись пустые окурки.
Харри смотрел на спину миниатюрной женщины в форме. Она стояла возле столика с четырьмя фотографиями в рамках, меняла сгоревшие стеариновые свечи. В трех рамках — снимки каких-то людей, в четвертой — крест и имя на белом фоне. Харри встал, подошел к женщине.
— Что это? — спросил он.
То ли стройная шейка и мягкость движений, то ли гладкие, черные как ночь, прямо-таки неестественно блестящие волосы навели Харри на мысль о кошке, еще прежде чем девушка обернулась. Когда же он увидел личико с непропорционально широким ртом и маленьким, точь-в-точь как в японских комиксах, носиком, это впечатление еще усилилось. Но в первую очередь глаза. Он не мог сказать, в чем именно тут дело, однако в них явно сквозила сумасшедшинка.
— Ноябрь, — сказала девушка.
Голос был спокойный, глубокий, мягкий, и Харри невольно подумал, таков ли он от природы или она просто усвоила эту манеру говорить. Он знавал женщин, которые меняли голос, как другие меняют наряды. Один голос для дома, другой — для первого впечатления и общественных поводов, третий — для ночи и близости.
— В каком смысле? — опять спросил он.
— Те, что умерли в ноябре.
Харри взглянул на снимки и наконец сообразил что к чему.
— Четверо? — тихо сказал он. Перед одной из фотографий лежала записка, корявые карандашные буквы.
— В среднем умирает один клиент в неделю. Четверо — вполне нормально. Поминовение в первую среду каждого месяца. У тебя кто-то…
Харри помотал головой. «Мой любимый Одд…» — так начиналась записка. Никаких цветов.
— Я могу чем-нибудь помочь? — спросила девушка.
Наверно, у нее в репертуаре все ж таки один этот голос, глубокий, приятный, подумал Харри.
— Пер Холмен… — начал он и осекся, не зная, что сказать дальше.
— Н-да, бедняга Пер. Поминовение будет в январе.
Харри кивнул:
— В первую среду.
— Точно. Приходите, брат, мы будем рады.
Слово «брат» слетело с ее губ легко и естественно, словно нечто само собой разумеющееся, этакий полумеханический придаток. И Харри чуть было ей не поверил.
— Я полицейский дознаватель, — сказал он.
Разница в росте была так велика, что ей пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо.
— Кажется, я уже видела вас, правда, давно.
Харри кивнул:
— Возможно. Я сюда заходил, но вас не видел.
— Я здесь только полдня. В остальное время сижу в штаб-квартире Армии спасения. А вы работаете в отделе наркотиков?
Харри покачал головой:
— Нет, в убойном.
— В убойном? Но ведь Пера не…
— Может, присядем?
Она нерешительно огляделась.
— Работы много? — спросил Харри.
— Наоборот, против обыкновения спокойно. Обычно мы отпускаем до тысячи восьмисот бутербродов
