кровь. — Харри, прищурившись, посмотрел на темные стены сарая, на которые не падал свет ламп. Со двора донеслось поскуливание пса и яростная ругань полицейского.
— Скарре, сходи узнай, что там у них, — попросил Харри.
Скарре испарился, а Харри снова включил фонарик и направился к стене, протянув руку к некрашеным доскам.
— Это что же… — начал Холм, но осекся, услышав глухой звук, с которым ботинок Харри ударил в стену.
Показался кусок звездного неба.
— Задняя дверь, — ответил Харри на незаконченный вопрос и посмотрел на чернеющий лес и силуэты елей, виднеющиеся на фоне грязно-желтого пятна, в которое слились вдали городские огни.
Он направил луч фонарика вниз и тотчас увидел следы.
— Двое, — сказал Харри.
— Псина чертова, — послышался голос вернувшегося в сарай Скарре. — Не хочет работать.
— Не хочет? — Харри провел лучом фонарика по цепочке следов, но они исчезли там, где лесные деревья сторожили ночную тьму.
— Кинолог сам ничего не понимает. Говорит, пес словно страшно чем-то напуган. В лес заходить отказывается наотрез.
— Может, лису учуял, — предположил Холм. — В здешних лесах их полно.
— Лису? — фыркнул Скарре. — Ты на пса-то погляди. Такая здоровенная псина лисы не испугается.
— Ну, может, он и лисы-то никогда в жизни не видел, — заступился Харри. — Просто учуял дикого зверя. Ведь это нормально — бояться чего-то неизвестного. А кто не боится — склеивает ласты раньше, чем положено. — Харри почувствовал, что сердце забилось сильнее. И он знал отчего. Лес. Тьма. Типичный иррациональный страх. И его нужно преодолевать. — Так, дальше работайте как по обычному месту преступления. А я проверю, куда ведут следы.
— О'кей.
Харри сглотнул слюну и вышел из задней двери сарая. Все это уже было с ним — двадцать пять лет назад. Тогда тело точно так же сопротивлялось его воле.
Во время осенних каникул он приехал к деду в гости, в Ондалснес. Хутор лежал на склоне горы, а над ним возвышалась величественная вершина кряжа Ромсдалсфьеллен. Харри было десять лет. Он пошел в лес поискать дедову корову, которая не вернулась домой. Хотел найти ее первым — до деда, до всех остальных. Так что он торопился: бежал как ненормальный по кочкам и скалам, покрытым мягким черничником, из которого торчали смешные кривенькие карликовые березки. Скалы появлялись и исчезали, он несся мимо них на коровье «му!», раздававшееся где-то за деревьями. Мычание послышалось снова — теперь немного дальше и правее. Харри перепрыгнул через ручей, пролез под деревом, и его резиновые сапоги зачавкали по болоту. Он заметил, что на него движется ливень, и даже увидел стену воды, низвергавшуюся с неба на отвесную стену соседней скалы.
И все это было так здорово, что он даже не заметил, как наступила темнота, как выросла она из болотной воды, прокралась меж деревьев, растеклась черной тушью по тенистым сторонам скал и собралась по оврагам. Харри было не до того: он смотрел вверх, где кругами летала большая птица, так высоко, что, задрав голову, он краем глаза поймал вершины гор, оставшихся позади. И тут он споткнулся, сапог слетел с ноги, и Харри упал. Упал лицом вниз, не успев сгруппироваться. И тут же сделалось темно, а во рту появился привкус болота, смерти, тлена и тьмы. В те короткие секунды, пока он лежал, он будто
Спустилась ночь, когда Харри наконец вполз в кухню. Бабушка обняла его и сказала, что отец, дед и все взрослые с соседних хуторов вышли на его поиски.
— Где же ты был?
— В лесу.
— Так ты что же, не слышал, как мы тебя звали? Все это время мы кричали: «Харри! Харри!»
Сам он этого не помнил, но ему много раз рассказывали, как он ответил, сидя на дровяном ящике возле печи, дрожа от холода и уставив невидящий взгляд куда-то вбок:
— Я думал, это не наши меня зовут.
— Не наши? А кто же тогда?
— Те, другие. Бабушка, а ты знаешь, что у тьмы есть
Харри успел лишь на несколько метров углубиться в лес, как глубокая, почти неестественная тишина окружила его. Он опустил фонарик вниз, на склон, по которому шел, потому что луч света, скользнув по деревьям, всякий раз превращал их тени в неведомые существа, испуганно скачущие в густой темноте. Правда, отрезав себя от тьмы кругом света, Харри не чувствовал себя в безопасности. Наоборот, он чувствовал себя выставленным напоказ в витрине манекеном: нет сейчас в лесу никого, кто был бы так же на виду. И это делало его совершенно беззащитным, голым. Ветки царапали ему лицо, как будто деревья были слепыми и хотели на ощупь познакомиться с пришедшим чужаком.
Следы вели к ручью, журчание которого заглушало его тяжелое дыхание. Там-то первые следы и пропали, а вот вторые двинулись вдоль ручья к плоской низинке.
Он пошел дальше. Ручей петлял, но Харри не боялся сбиться с пути: если что, он вернется по следам.
Где-то невдалеке раздалось угрожающее уханье совы. На руке загорелся зеленым дисплей часов — он шел около четверти часа. Самое время вернуться и послать в лес людей в более подходящей одежде и обуви, с собакой, которая не боится темноты.
Сердце Харри остановилось.
Что-то мелькнуло прямо перед ним. Беззвучно и так быстро, что он не успел ничего разглядеть. Но воздух пришел в движение и коснулся его лица. Харри услышал далеко в снегу тоненькое попискивание какого-то мелкого грызуна.
Он медленно выпустил воздух из легких. В последний раз провел по лесу лучом фонарика и повернулся: пора возвращаться. Сделал шаг — и остановился. Собирался сделать второй и третий… но сделал то, что должен был, — опять направил луч света в глубь леса. И вот оно, снова. Отражение, отблеск, которому тут неоткуда взяться. Он подошел ближе. Посмотрел назад, пытаясь запомнить место: метрах в пятнадцати от ручья.
Харри присел на корточки и увидел лезвие. Еще не успев смести с него снег, он догадался, что это: топор. Маленький топорик. Кровь от забитой курицы, если и была раньше на лезвии, теперь исчезла. Следов вокруг топора не было. Харри пригляделся и увидел в нескольких метрах срубленную ветку. Видимо, кто-то с большой силой швырнул топор в эту сторону.
В это мгновение Харри вновь посетило пережитое в концертном зале «Спектрум» чувство: показалось, что за ним кто-то наблюдает. Он инстинктивно зажмурился, и тьма черным ковром набросилась на него. Он затаил дыхание и прислушался. Не надо, подумал он. Не трусь. Зло не материально, его нельзя потрогать. Зло — это не сущность. Наоборот, это отсутствие сущности. Отсутствие добра. Если уж здесь кого и можно бояться, так это тебя самого.
Но неприятное чувство не проходило. Кто-то смотрел на него. Что-то. Иное. Тут в низину у ручья заглянул лунный свет, и Харри увидел
И он зажег фонарик и направил луч в низину.
