страшном сне ей бы не приснилось ничего подобного!
Только когда Андреас окликнул ее во второй раз, она пришла в себя.
— Кто звонил? — спросил он.
— Никто, — ответила она. — Ошиблись номером.
Когда они уже легли, она хотела прижаться к нему и не смогла. Не смогла себя заставить. Ее будто вываляли в грязи.
— Мы скоро умрем, шлюха, — произнес голос по телефону. — Мы скоро умрем, шлюха.
Глава 19
Когда на следующее утро следственная группа встретилась в кабинете Харри, оказалось, что из семи людей, вошедших в список Катрины Братт, которые разговаривали с Ветлесеном в день убийства, сотрудничать отказался только один.
— Арве Стёп? — хором произнесли Бьёрн Холм и Магнус Скарре.
Катрина Братт многозначительно промолчала.
А Харри сказал:
— Я разговаривал по телефону с адвокатом Кроном. Он ясно дал понять, что Стёп не желает отвечать на вопрос относительно своего алиби. И на другие вопросы. Мы, конечно, можем его арестовать, но у него есть полное право никаких показаний не давать. Единственное, чего мы добьемся, — оповестим весь мир, что Снеговик жив и по-прежнему на свободе. Хотелось бы знать: с чего это он вдруг онемел? Комедию ломает или ему вправду есть что скрывать?
— Но звезда, суперизвестный человек — и вдруг убийца? — недоумевал Скарре. — Да быть такого не может!
— О.Джей Симпсон,[3] — выпалил в ответ Холм. — Роберт «Беретта» Блейк,[4] Фил Спектор,[5] отец Марвина Гэя.[6]
— Да кто таков этот Фил Спектор?!
— Давайте, быстренько, ваше мнение: есть Стёпу что скрывать или нет. Не думая, валяйте. Холм!
Бьёрн Холм почесал свои котлетообразные бакенбарды:
— Подозрительно, что он на конкретный вопрос не хочет отвечать. Видать, связан-таки со смертью Ветлесена.
— Братт?
— Мне кажется, Стёпа только забавляет, что он находится у нас под подозрением. Его газета ничего об этом деле рассказать не может, зато нынешняя ситуация укрепит его имидж «аутсайдера», мученика за правду.
— Точно! — подхватил Холм. — Я поменял мнение. Он бы не стал так рисковать, кабы и впрямь был виновен. Он спит и видит оказаться в центре сенсации.
— Скарре?
— Блефует он. Это просто чушь. Любимая игра либералов в права личности и все такое.
— Ну ладно, — сказал Харри. — Допустим, вы правы и он не врет. Тогда нам надо попытаться выкинуть его из дела, причем как можно скорее, а самим двигаться дальше. Можем мы выяснить, кто находился с ним во время убийства?
— Можем, — ответила Катрина. — Я звонила одной знакомой, девчонка работает в «Либерале». Она сказала, что за пределами редакции Стёп не слишком общительный малый и время в основном проводит в квартире на Акер-Брюгге в гордом одиночестве. Если не приводит к себе женщин, конечно.
Харри посмотрел на Катрину. Она напоминала ему чрезмерно усердного студента, который вечно опережает профессора на целый семестр.
— Значит, дамочки к нему залетают стаями? — усмехнулся Скарре.
— По отзывам моей подруги, Стёп большой проказник по этой части. Как только она сама попала в его поле зрения, он дал ей понять, что, если она хочет оправдать его профессиональные ожидания как журналист, ей придется раздвинуть ноги.
— Вот сукин сын! — фыркнул Скарре.
— Да, она того же мнения, — подтвердила Катрина. — Но как бы то ни было, теперь она журналист до мозга костей.
Холм и Харри хохотнули.
— Спроси у нее, может, она назовет парочку его подружек, — попросил Харри, вставая с места. — А потом позвони, пожалуйста, другим служащим редакции и задай тот же вопрос. Пусть чувствует, что мы дышим ему в затылок. Ну, погнали.
— А ты? — спросила Катрина, оставаясь на месте.
— Что «я»?
— Ты-то нам не рассказал, как ты считаешь: врет он или нет.
— Ну, — улыбнулся Харри, — во всяком случае, не все, что он сказал, было правдой.
Все уставились на него.
— Он сказал, что не помнит, о чем беседовал с Ветлесеном во время последнего телефонного разговора.
— И что?
— А то! Если ты узнал, что парень, с которым ты недавно разговаривал, разыскивался как серийный убийца и к тому же покончил с собой, то разве не попытаешься немедленно вспомнить весь разговор, вертя так и эдак каждое слово, чтобы понять, мог ты раньше обо всем догадаться или нет?
Катрина медленно кивнула.
— Кроме того, — продолжал Харри, — меня интересует, почему Снеговик объявился, написав мне то странное письмо, еще до того, как я стал его искать. А теперь, когда я подошел к нему достаточно близко, он так расстроился, что попытался подложить вместо себя Ветлесена.
— Может, у него в обоих случаях был мотив, — предположила Катрина, — и он специально указал тебе на Ветлесена? Может, у него с ним были какие-то особые счеты? И он показал тебе дорогу, по которой ты должен идти?
— Или, может, — вступил Холм, — он просто хотел эдак щелкнуть тебя по носу. Убил Ветлесена, затаился и втихаря празднует победу.
— Да бросьте! — фыркнул Скарре. — Вас послушать, так можно подумать, что между Снеговиком и Харри какие-то личные разборки.
Все трое молча посмотрели на него.
— А что? Что такое-то? — наморщил лоб Скарре.
Харри снял пиджак с вешалки:
— Катрина, поезжай, пожалуйста, опять к Боргхильд. Скажи, что теперь мы имеем полное право ознакомиться с медицинскими картами. Я прикрою, если надо. И потом расскажешь, что там у Арве Стёпа… Ну, все всё сказали, а то я уже пошел?
— Та женщина из Твейты, — напомнил Холм, — Камилла Лоссиус. Ее до сих пор не нашли.
— Держи на контроле, Холм.
— А ты куда? — спросил Скарре.
Харри улыбнулся:
— Пойду поучусь играть в покер.
Харри стоял у двери Валенка на седьмом этаже блочного дома на Фрогнерплас и чувствовал то же самое, что и много лет назад, когда во время каникул жил в Оппсале. Там, за этой дверью, — последний шанс, последний выход из положения, потому что ко всем остальным ребятам он уже звонил. Валенок, или
