ним замечательно. Иногда мама отпускала девочек погулять и ухаживала за Питером сама. Вспоминая слова Бобби, что «он же не трус», Питер старался не жаловаться на боль, хотя по временам ему было очень больно, особенно по ночам. Тогда он начинал читать молитвы – это ведь всегда очень помогает людям.
Кто-нибудь каждый день приходил навестить мальчика – то Перкс, то хозяин станции, то деревенские жители. Но время тянулось страшно, страшно медленно.
– Хоть бы книжку кто-нибудь принес, – говорил он с досадой, – а то у нас дома я уже все сто раз перечитал.
– Давай я схожу к доктору, – предложила Филлис, – он обязательно что-нибудь для тебя подберет.
– Ну да, – ворчал Питер, – про то, как люди болеют и как им плохо!
– Послушай, – предложила Бобби, – а не сходить ли нам к Перксу? У него дома куча журналов – люди их прочитывают и оставляют в купе. Мы сходим к нему.
И девочки отправились к носильщику. Когда они вошли, Перкс чистил лампы.
– Ну, что, выздоравливает юный джентльмен? – спросил он.
– Да, спасибо, только Питер страшно скучает. И вот мы и пришли спросить, не могли бы вы дать ему почитать журналы.
– Да, конечно! Как это я сам не догадался ему принести. Я вообще-то постоянно думаю про то, как бы его развлечь. И вот мне утром подумалось, что его могла бы очень позабавить морская свинка. Пожалуй, я попрошу моего знакомого занести ее вам.
– Как замечательно! Живая морская свинка! То-то Питер обрадуется! Но все-таки ему хотелось бы почитать журналы.
– Вот незадача. Я только на днях отнес их сынишке Снигсона – у него воспаление легких… Но у меня еще есть газеты, они тоже интересные, там много картинок.
И Перкс указал пальцем на увесистую пачку газет в углу.
– Подождите, я только найду бечевку и перевяжу их, – сказал он.
Потом носильщик вынул из пачки одну газету, расстелил ее на столе и сделал из нее аккуратный пакет.
– Тут много картинок, и если ему захочется их пораскрашивать акварелью, или цветными мелками, или тушью, то пусть. Мне они не нужны.
– Какой же вы хороший! – сказала Бобби, принимая пакет.
Газеты были тяжелые, и, когда девочка остановилась в ожидании, пока пройдет поезд, она поставила пакет на воротца. И случайно бросила взгляд на то, что было напечатано в газете, из которой Перкс сделал пакет.
Бобби схватила пакет и прижалась к нему лбом. То, что она прочла, поразило ее как молния. Газета была свернута на одном важном месте, и девочка не могла прочитать окончание заметки.
Роберта не помнила, как добралась домой. Но придя, она сразу убежала в свою комнату и заперлась. Там Бобби развернула пакет и еще раз просмотрела колонку. Она сидела на краю постели, руки у нее холодели, а лицо горело огнем. Дыхание было прерывистым.
– Да, теперь я знаю, – вслух произнесла она. Заметка имела заголовок: «Суд завершен. Вынесен окончательный приговор».
Осужденный носил ту же фамилию, что и ее отец. Он был признан виновным и приговорен к пяти годам принудительных работ.
– Папа! – шептала девочка, стиснув в руках газету. – Это неправда. Я не верю. Ты бы никогда не мог это сделать. Никогда! Никогда! Никогда!
Раздался стук в дверь.
– Кто там? – спросила Бобби.
– Это я, – раздался голос Филлис. – Чай готов. А потом пришел мальчик и принес морскую свинку. Скорее спускайся!
И Бобби вынуждена была сойти вниз.
Глава XI
Теперь Бобби знала тайну. Маленькая случайность – старая газета, свернутая в пакет, – открыла ей всю правду. Но она должна была сойти к столу и притворяться, что ничего не случилось. Девочка притворялась мужественно, но не слишком успешно.
Как только она вошла, все обратили внимание на ее покрасневшие глаза и бледное, заплаканное лицо.
– Бобби, дорогая, что с тобой? – бросилась к ней мама.
– У меня болит голова.
– Это правда? А больше ничего не случилось?
– Я уже в порядке.
И мама прочла в ее взгляде: «Не сейчас, не при всех».
Чаепитие вышло невеселое. Питер чувствовал, что у Бобби произошло что-то неприятное, и он не заводил никаких разговоров, лишь повторял то и дело: «Мне хлеб с маслом». Филлис захотела погладить сестру по руке, чтобы выразить ей сочувствие, и опрокинула свою чашку. Бобби стала переворачивать и вытирать скатерку, и это немного успокоило ее. Но все равно ей казалось, что это чаепитие никогда не кончится. Однако оно все же закончилось, как однажды кончается все на свете, и когда мама понесла в кухню поднос, Бобби поспешила следом.
– Пошла признаваться, – сказала Питеру Филлис. – Интересно, что же она такое могла натворить?
– Наверное, что-нибудь поломала, – отозвался Питер. – Зря она так переживает, мама никогда не наказывает, если нечаянно…
Когда все чайные принадлежности были расставлены по своим местам, Бобби взяла маму за руку.
– В чем дело? – спросила мама.
– Мамочка, пойдем наверх – или куда-нибудь, где нас не смогут услышать.
Оставшись с мамой наедине в ее рабочей комнате, Бобби поспешила запереть дверь. Она долго стояла молча, не произнося ни слова.
Все время, пока пили чай, Бобби думала о том, какими словами она начнет свое признание. «Я все знаю»? Или «мне все известно»? Или «страшная тайна для меня больше не тайна»? Как лучше? Теперь они были с мамой одни в комнате, и девочке нужно было найти подходящие слова.
Бобби подошла к маме, обняла ее и снова расплакалась. По-прежнему она не находила слов, только повторяла без конца: «Ах, мама, мама, мама, мамочка!»
Мама крепко прижала к себе дочь и замерла в ожидании.
Вдруг Бобби вырвалась из маминых объятий и подошла к своей кровати. Из-под матраца она достала газету с заметкой о папе и трясущимся пальцем показала на папино имя.
– Ах, Бобби, – воскликнула мама, с первого же взгляда понявшая все, – ты ведь не веришь, правда? Ты же не веришь, что папа мог это сделать?
– Нет! – почти выкрикнула Бобби и сразу перестала плакать.
– Все правильно! – сказала мама – Он ничего плохого не сделал. Его держат за решеткой, а он ни в чем не виноват. Он добрый, честный, порядочный, благородный человек, и мы должны им гордиться. И должны ждать его.
Бобби снова прижалась к маме, и только одно слово срывалось без конца с ее губ. И это слово было: «папа».
– Почему ты мне этого не сказала, мама? – спросила она наконец.
– Ты теперь расскажешь остальным?
– Нет.
– Так ты должна понять, почему я не говорила тебе. Нам надо быть мужественными и поддерживать
