Литературное наследие

Обгонял и возвращался,
Плащ на голову кидал.

Ты молчала, ты внимала,
Указала на скамью,
И рука твоя сжимала
Руку правую мою.

В этом свисте, в этом вое,
В подозрительных огнях
Только нас блуждало двое,
И казненной головою
Трепетал фонарь в кустах.

Сердце робкое стучало,
Обрывалась часто речь…
Вот тревожное начало
Наших крадущихся встреч.

Скрип стволов из-за ограды…
Из глубин сырых, со дна
Нам неведомого сада —
Помнишь ли? — косые взгляды
Одинокого окна.

Где та сила, нежность, жалость?
Годы всё умчали прочь!
И от близости осталась
Только искра… грошик, малость,
Достопамятная ночь!

' Было очень темно. Фонари у домов не горели. '

Было очень темно. Фонари у домов не горели.
Высоко надо мной всё гудел и гудел самолет.
Обо всем позабыв, одинокий, блуждал я без цели:
Ожидающий женщину, знал, что она не придет.

В сердце нежность я нес. Так вино в драгоценном сосуде
Осторожнейший раб на пирах подавал госпоже.
Пусть вино — до краев, но на пир госпожа не прибудет,
Госпожа не спешит: ее нет и не будет уже!

И в сосуде кипит не вино, а горчайшая влага,
И скупую слезу затуманенный взор не таит…
И на небо гляжу. Я брожу, как бездомный бродяга.
Млечный Путь надо мной. «Млечный Путь, как седины твои!»

ОТРЕЧЕНИЕ

Мне, живущему во мгле трущоб,
Вручена была любовь и жалость
К воробью ручному и еще
К пришлой кошке, но она кусалась.

Воробей в кувшине утонул,
Кошка пожила и околела.
Перед смертью кошка на меня
Взглядом укоризненным глядела.

Плакал я и горько думал я:
Ах, бродяга, стихоплет ничтожный,
Вот не уберег ты воробья,
Не дал кошке помощи возможной.

Себялюбец, вредный ротозей,
Для чего живешь ты — неизвестно.
Для родных своих и для друзей
Ты обузой был тяжеловесной.

И рвала, толкла меня беда,
И хотелось мне в росинку сжаться,
И клялся я больше никогда
Ни к какой любви не приближаться.