1 Вы помните призыв Карамзина: «Чувствительность, ищи для сердца пищи!» А до него великая война, Восстанье на Урале и Радищев. Помещики сквозь полнокровный сплин В своем рабе почувствовали брата. Гвардеец, слабовольный дворянин, Влюбленный в Робеспьера и Марата. Так карты жизни путает судьба, Так рвет поток весной ложбину шлюза.. Событий огнекрылая труба И золотая Пушкинская муза! 2 На Западе багрово-золотом Тяжелой тучи выгибались плечи. Над городом, построенным Петром, Лиловой дымью расплескался вечер. Шла оттепель. Напоминало март Сырых и влажных сумерек раздумье. А над дворцом опущенный штандарт Кричал о том, что император умер. Тринадцатое истекало. Сон Окутал улиц темные овраги, И стиснутый в казармах гарнизон Наутро приготовился к присяге. 3 Рылеев, лихорадивший всю ночь, Из тьмы рассвета дрожек стук услыша, Поцеловав проснувшуюся дочь, Перекрестив жену, — сутуло вышел. У Трубецких в натопленной людской Шептались девки: «Поднят до рассвета, С семьей простившись, младший Трубецкой Потребовал палаш и пистолеты…» Светало. Плохо спавший Николай У зеркала серебряного брился И голосом, напоминавшим лай, Кричал на адъютанта и сердился. 4 Он император. Новая гроза Взойдет на звонкий мрамор пьедестала. И выпуклые наглые глаза Впервые нынче словно из металла. А там, в приемной, комкая плюмаж, Шептал гонец с лицом белей бумаги, Что возмущен гвардейский экипаж И дерзко отказался от присяги. Забегали, предчувствуя беду За годы угнетенья и разврата, И в голосах: «Мятежники идут!» Из двери вышел бледный император. 5 Чиновница, не снявшая чепца, За мужем побежала за ворота, Ведь мимо оснеженного крыльца Мятежным шагом проходила рота. Лабазник закрестился, на дворе Гостином зашушукался с собратом. И строилось декабрьское карэ На площади перед пустым сенатом. Уже дрожит восторгом мятежа Мастеровщина… Не победа ль это? Каховский, нервничая и дрожа, Три раза выстрелил из пистолета. 6 Еще бы миг — и не было б царя, Плетей и крепостного лихолетья, И ты, четырнадцатое декабря, Иначе бы построило столетье. Уже рвануло вихрями борьбы В народ бесправный, к силам непочатым, Но цепи исторической судьбы Не по плечу мечтательным барчатам. Уже гудел и рос поток людской, Уже насильник, труся, прятал спину, Но даже ты, диктатор Трубецкой,
