года.
В июне 1941 года состоялся смотр вооружения. На смотре присутствовали Народный комиссар обороны Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко, Народный комиссар вооружения Д. Ф. Устинов, Народный комиссар боеприпасов Б. Л. Ванников, начальник Генерального штаба Г. К. Жуков, начальник Главного артиллерийского управления Н. Д. Яковлев и другие. Среди образцов нового вооружения были и четыре установки БМ-13. Из каждой из них на показе произвели по одному залпу. БМ-13 получила высокую оценку.
21 июня 1941 года было принято решение о развертывании серийного производства реактивных снарядов М-13 и боевых установок к ним.
Серийное производство боевых машин БМ-13 было организовано на московском заводе «Компрессор». Снаряды М-13 делались в Москве и других городах. Все проблемы организации производства, комплектования приходилось решать в тяжелое время первых месяцев войны.
В это же время велись работы по созданию установок для стрельбы снарядами 82-миллиметрового калибра. Запас этих авиационных осколочных снарядов был создан в стране еще до начала войны. Кроме того, технология производства их была разработана, и наладить серийный выпуск можно было достаточно быстро.
В августе 1941 года группа конструкторов создала тридцатишестизарядную боевую установку БМ-8 на шасси автомобиля ЗИС-6, а в сентябре — БМ-8 с двадцатью четырьмя направляющими на шасси легкого танка Т-40. Они были сразу же запущены в производство. Потом пусковые установки для снарядов М-8 с двадцатью четырьмя направляющими монтировались на шасси танка Т-60.
28 июня 194.1 года началось формирование первой батареи полевой реактивной артиллерии. Ее создали за четверо суток в 1-м Московском Краснознаменном артиллерийском училище имени Л. Б. Красина. Это была теперь всемирно известная батарея капитана И. А. Флерова, которая произвела первый залп по скоплению фашистских войск на станции Орша.
Оглядываясь назад, к первым залпам «катюш», невольно поражаешься гигантскому скачку в развитии ракетной техники, поражаешься гению советского народа — рабочих, конструкторов, ученых. Это их талантом, знаниями, волей и энергией создан могучий щит нашей Родины — ракетные войска. Но для этого потребовались десятилетия. А пока стояла тревожная осень сорок первого года, и наши войска вели упорные оборонительные бои...
Глава пятая.
Уроки Богдановского выступа
17 октября 1941 года решением Ставки Верховного Главнокомандования был начат отход войск Юго- Западного фронта. В то время враг был на подступах к Москве, рвался к Кавказу. Растянутый фронт наш с трудом сдерживал натиск гитлеровских полчищ. Организованный отход позволял улучшить оперативно- стратегическое положение войск. Юго-Западный фронт восстанавливал локтевую связь с соседними фронтами и, главное, получал возможность вывести в резерв большое количество сил, помочь войскам, сражавшимся под Москвой.
18 октября мы отступали через Харьков. У нас оставалось снарядов ровно на один-единственный залп. Это был неприкосновенный запас, который мы могли использовать лишь в самый критический момент для самообороны. Перед нами была поставлена задача во что бы то ни стало сохранить секретную технику, получить снаряды.
Нет слов, чтобы выразить боль и горечь, которую мы переживали, оставляя врагу Харьков! Из города спешно эвакуировались учреждения, вывозилось оборудование заводов, фабрик. На восток непрерывным потоком двигались машины, обозы, шли беженцы с тележками, узелками, детскими колясками. Мы не могли смотреть в глаза остающимся в городе и покидающим Харьков. В их скорбных взглядах мы читали горькие упреки: «Почему вы, бойцы и командиры, молодые, сильные, почему отступаете вместе с нами, стариками, женщинами, детьми?» Что мы могли ответить им?..
Успокаивало немного лишь то, что это отступление было совсем не похоже на отступление первых дней войны.Теперь уже фашистам не удавалось окружать наши войска, брать их в клещи. Война кое-чему нас научила. Мастерство командного состава значительно выросло.
Полк наш должен был сосредоточиться в Малиновке, что в трех километрах южнее Чугуева. Второй дивизион продолжал действовать на участке 212-й стрелковой дивизии, и ему были отправлены все оставшиеся снаряды.
В Харькове Радченко побывал в горкоме партии. Он решил организовать выпуск многотиражки. В горкоме на его просьбу откликнулись охотно, и комиссар получил портативное типографское оборудование, запас шрифтов и бумаги. Посетил он и горком комсомола, где ему порекомендовали взять в полк четырех девушек-комсомолок. Это были активистки, и в горкоме беспокоились за их судьбу (там было уже известно, что наши войска со дня на день оставят город). Девушкам дали прекрасные рекомендации. Если они не подойдут для санитарной части полка, сказали в горкоме, их нужно пристроить в какой-нибудь медсанбат.
Мы получили приказ начальника оперативной группы отходить на Старобельск. И вот перед самым началом марша прибыл Радченко с комплектом полиграфического оборудования и четырьмя девушками: Галей Гаркушей, Галей Савченко, Эльвирой Плесум и Симой Куценко.
Время было трудное, и обоими «приобретениями» комиссара, откровенно говоря, я остался не очень доволен. Я сказал об этом Радченко. На это комиссар ответил:
— Поживем — увидим! Думаю, что со временем мнение твое изменится. Девчата боевые, а для типографии у меня есть люди. Есть специалисты-наборщики и опытный редактор. Многотиражка же для дивизионов, действующих отдельно, просто необходима.
— Ну хорошо, — согласился я, — поживем — увидим. Однако не забывай, что у тебя не только санчасть и типография.
— Это я всегда помню, — парировал Радченко.
Полк наш продвигался по совершенно раскисшим дорогам. Местами машины и боевые установки без помощи людей просто не могли двигаться. Мы шли дивизионными колоннами днем и ночью. На трудных участках тросами сцепляли несколько машин. Все гвардейцы колонны, кроме шоферов, собирались у первой машины, тянули ее веревками, толкали вперед. Головная машина этого «поезда»с помощью людей проминала колею в густой грязи и тащила за собой остальные. Как ни странно, такой способ оказался самым эффективным. Он помогал преодолевать, казалось бы, совсем непроходимые участки.
За Чугуевом к нам подошел человек в кожаной куртке и попросил взять восемь городских автобусов, до отказа набитых ящиками и кожаными мешками. В них были деньги и драгоценности Харьковского отделения Государственного банка. Почти все машины оказались неисправными. Шоферов в колонне почему-то не было. Пришлось выделить гвардейцев, умеющих мало-мальски водить машину, и прицепить автобусы к боевым установкам. Надо ли говорить, что это еще больше затруднило наше движение.
Как только появлялся просвет в облаках, в воздухе показывались фашистские самолеты. Они бомбили и обстреливали из пулеметов наши отступающие войска и беженцев.
На переправах, на трудных участках дороги, где образовывались пробки, колонны полка прикрывал зенитный дивизион. Он состоял из трех батарей 37-миллиметровых зенитных пушек и батареи счетверенных пулеметных установок на машинах. Командир дивизиона капитан М. А. Синяговский умело выбирал огневые позиции для своих батарей, которые ему каким-то чудом удавалось перемещать от рубежа к рубежу.
Люди изнемогали от усталости, валились с ног. «Вот так марш, — угрюмо шутили гвардейцы, — седьмые сутки — восьмой километр...» А тут еще налеты вражеской авиации. По пикирующим и летающим на бреющем полете самолетам противника мы открывали еще и групповой огонь из винтовок и автоматов. Как-то наш зенитный дивизион подбил вражеский самолет. Фашистского летчика, приземлившегося на парашюте недалеко от колонны, мы взяли в плен.
От непрерывной усиленной работы моторов двигатели перегревались, расход горючего был большой. К нашему счастью, на станции Булацеловка оказалась пятидесятитонная цистерна с бензином. Мы
